Абсолютное оружие (сборник)
Шрифт:
На следующий день телефонную трубку сняла Мими и сказала, что Фостер отказывается разговаривать с кем бы то ни было по той причине, что он на пороге открытия и отвлекать его ни в коем случае нельзя. Он просил друзей проявить немного терпения.
Послезавтра было то же самое: Мими сказала, что Фостер по-прежнему к телефону не подходит. Вечером я пригласил на совет Клода и Памелу.
Мы собрались в Челси, в уютной квартирке Пам. Мы беседовали, сидя за столом, стоявшим в эркере, пили чай и смотрели, как бегут машины по Кингз-роуд на Слоун-сквер.
– А какие-нибудь родственники у Фостера есть? – спросил Клод.
– В Англии никого, – сказала Памела. – Его мать и брат
– А близкие друзья?
– Ну, разумеется, Мышка!
Мы молча уставились друг на друга. Нами одновременно овладело странное дурное предчувствие. Что-то явно шло не так, как надо…
– Нет, это просто смешно! – первым не выдержал я. – Мими – весьма разумная женщина и просто обожает Чарлза. Тут не о чем беспокоиться!
– Давайте все-таки позвоним еще раз, – предложил Клод.
Мы позвонили, и нам сообщили, что телефон Мими Ройс некоторое время назад вышел из строя. Мы тут же решили ехать в «Хижину сипая».
Клод вызвался отвезти нас туда на своем стареньком «Моргане». Мими вышла нам навстречу. Она выглядела страшно усталой, однако взгляд у нее был неестественно безмятежным.
– Я так рада, что вы приехали, – сказала она, ведя нас в дом. – Вы просто не представляете, как было страшно в последние дни! Чарлз чуть не утратил рассудок.
– Но почему же вы нам ничего не сказали? – спросил я.
– Чарлз категорически запретил мне. Он объяснял это – и я ему верила – необходимостью пройти через тяжкое испытание только вдвоем со мной. Он полагал, что разум его скорее подвергнется опасности, если на данном этапе к работе подключится кто-то еще.
Клод как-то странно хрюкнул и спросил:
– Так, ну и что же случилось потом?
– Сперва все шло очень хорошо, – сказала Мими. – Чарлз все больше и больше времени проводил у своей машины, ему это начинало нравиться, а вскоре его лишь с трудом можно было отвлечь от упражнений с Автоматической Мандалой, разве что поесть, и то он все время на меня ворчал. Потом он и есть перестал… А через некоторое время ему стала не нужна и машина: он научился мысленно представлять себе и кубы, и все их стороны; мог мысленно заставить их вращаться с любой скоростью, или мысленно собрать их вместе, или раскидать в разные стороны… Однако последняя ступень, то есть создание гиперкуба, по-прежнему оставалась для него недоступной. Он снова вернулся к работе с машиной и запускал ее теперь на максимальной скорости… – Мими вздохнула. – В общем, он просто себя загнал. В последний раз, когда Чарлз выключил машину, Мандала все равно продолжала расти и изменяться перед его мысленным взором, и каждый из составлявших ее кубов казался ему огромным и очень тяжелым, а символы на их сторонах вспыхивали таким дьявольским светом, что глазам было больно… В ушах у него слышался гром, перед глазами без конца вращались кубы, и он никак не мог остановить их. И чувствовал, что паутина мелькавших перед ним чуждых знаков вот-вот задушит его… Возбуждение все нарастало, он точно качался на качелях, испытывая то исступленный восторг, то отчаяние. Как раз во время одного из таких приступов он и оборвал телефонный провод…
– Вам следовало немедленно послать за нами! – воскликнул Клод.
– У меня просто не хватило времени. Чарлз понимал, что с ним происходит, и велел мне немедленно включить программу обратного действия. То есть изменить последовательность знаков на сторонах кубов. В общем, нужно было любым способом разрушить цепочки образов, во власти которых он оказался. Я запустила эту программу, но она, к сожалению, никак на Чарлза не подействовала. Он уходил буквально у меня на глазах и лишь шептал: «Ужас… ужас…»
– Черт побери! – не выдержал Клод. – А потом?
– А потом я почувствовала, что необходимо срочно что-то предпринять. Реверсивная программа не сработала. И я решила, что нужны какие-то совсем иные символы, что-нибудь простое и ясное, что-нибудь способное Чарлза поддержать и ободрить…
И тут мы увидели, как по лестнице медленно спускается сам Чарлз. Он заметно отощал; лицо выглядело изможденным. Но, несмотря на худобу и усталость, он казался совершенно счастливым и… несколько безумным.
– Я только что проснулся, – сказал он. – Мне совершенно необходимо как следует отоспаться. Вам Мышка уже рассказала, каким образом она спасла то немногое, что еще оставалось от моего рассудка? – Он обнял Мими за плечи. – Она просто молодчина, не правда ли? Подумать только, я ведь только вчера наконец понял, как люблю ее! На следующей неделе у нас свадьба, я вас всех приглашаю!
– Но я думала, мы полетим в Монте-Карло, – заметила Мими, – а обвенчаемся в городской ратуше.
– Ну да… конечно! – На мгновение Чарлз, казалось, растерялся и коснулся лба вызывающим жалость жестом – точно раненый солдат, у которого снесло полголовы, но он еще не успел это осознать. – Моя старая кастрюля все еще варит плоховато после той гонки, которую я ей задал. Ох уж эти проклятые кубики! Если бы Мими не было рядом, просто не знаю, чем бы кончился мой эксперимент!
Они лучезарно улыбнулись нам – новая, счастливая парочка, поистине созданная дьявольскими кубиками Хинтона. Столь внезапная трансформация чувств Чарлза по отношению к Мими – от ласкового равнодушия до слепого обожествления – потрясла меня, точно нелепый и чудовищный ночной кошмар. Они напоминали сейчас Свенгали и Трилби, только как бы поменявшихся полами в силу неведомого колдовства, но отнюдь не любовных чар.
– Но теперь все будет хорошо, Чарлз, – сказала Мими.
– Да, любимая. Я знаю. – Чарлз улыбнулся, однако оживление исчезло с его лица, он снова поднес руку ко лбу, и тут колени его подкосились. Мими обняла его за талию и потащила к лестнице.
– Я сейчас вернусь, – сказала она нам. – Только в постель его уложу.
Клод, Памела и я некоторое время стояли посреди гостиной и смотрели друг на друга. Потом в едином порыве повернулись и бросились туда, где стояла Автоматическая Мандала.
Мы приблизились к ней с ужасом, ибо то было современное воплощение древнейших магических чар. Я вполне представлял себе, как Чарлз без конца сидел перед своей машинкой, а шар и стержни в нем все вращались и вращались, а кубики на концах стержней сверкали все ярче, создавая в его мозгу некий единый и неделимый образ… Древнееврейский, китайский, египетский – буквы всех этих алфавитов теперь исчезли. На всех сторонах кубов мы обнаружили теперь один-единственный символ – действительно «простой и ясный», как и сказала Мими. Впрочем, вряд ли он был так уж прост: на каждую из шести сторон всех двадцати кубиков была наклеена фотография Мими Ройс!
ЗАЦЕПКА
На звездолете главное – сплоченность экипажа. Личному составу полагается жить в ладу и согласии – иначе недостижимо то мгновенное взаимопонимание, без которого порой никак не обойтись. Ведь в космосе один-единственный промах может оказаться роковым.
Не требует доказательств та истина, что даже на самых лучших кораблях случаются аварии, а о заурядном нечего и говорить – он долго не продержится.
Отсюда ясно, как потрясен был капитан Свен, когда за четыре часа до старта ему доложили, что радист Форбс наотрез отказывается служить вместе с новеньким.