Абсолютные новички

Макиннес Колин

– Ты – предатель рабочего класса!

Я взял палец дурака, который все еще тыкался в мой торс, оттолкнул его подальше от себя и сказал:

– Я не предатель рабочего класса, потому что я не принадлежу рабочему классу, а поэтому не могу предать его.

– Н-ннхн! – скривил он рот. – Ты принадлежишь к высшему классу, как я предполагаю.

Я зевнул.

– И ты отрицаешь рабочий класс, из которого ты вышел.

Я еще раз зевнул.

– Ты жалкий старый доисторический монстр, – проговорил я. – Я не отрицаю рабочий класс, и я не принадлежу к высшему классу по одной простой причине,

а именно потому, что ни один из них не интересует меня ни капельки, никогда не интересовал, и никогда не будет интересовать. Попытайся понять это, тупица! Я не заинтересован во всей этой классовой лаже, которая, кажется, очень волнует тебя и всех налогоплательщиков – волнует вас всех, на чьей бы стороне вы не были.

Он пялился на меня. Я понимал, что если он осознает, что все это было сказано мной серьезно и тысячи ребят думают так же, как и я, у его поганого маленького мирка отвалится дно.

– Ты распутный, – неожиданно закричал он, – аморальный! И все вы, тинэйджеры, точно такие же!

Я смерил взглядом неуклюжего пня, потом медленно заговорил.

– Я скажу тебе кое-что о тинэйджерах, если сравнивать их с тобой, каким я тебя помню 10 лет назад…. Так вот, мы моем ноги, регулярно меняем нижнее белье и не держим пустых бутылок под кроватью – потому что не прикасаемся к этим штукам.

Сказав это, я покинул его, потому что, если честно, все это было лишь потерей времени, лабудой, причем настолько очевидной, и, скажу отдуши, – я терпеть не могу споры. Если они считают, что все это кошачий хрен, ну, что же, пусть себе думают, и удачи им!

Я, должно быть, бормотал все это вслух, идя по коридору, потому что голос на лестничной балюстраде сказал, "Что, деньги считаешь, или с чертями беседуешь? ", и, конечно, это была моя дражайшая старушка Мама. Она стояла там, опираясь на перила, словно кто-то из телепостановки Теннеси Уильямса. Так что я сказал ей:

– Здорово, Мадам Бланш.

На один миг она выглядела довольной, какими обычно бывают женщины, когда ты говоришь им что-нибудь сексуальное, неважно, насколько сокровенное, и они думают, что это льстит им, но потом она разглядела, что я был холоден, как лед, и исполнен сарказма. На ее великолепном лице снова появилось выражение «На уступки не идем».

Но атаку я начал первым.

– Как поживает твой гарем наоборот? – сказал я ей.

– Э? – переспросила моя Мама.

– Жильцы – жиголо, дружки – Джоуи, – продолжал я, чтобы яснее выразиться.

Будто в подтверждение моих слов, двое из них прошли в этот миг, помешав моей Маме сравнять меня с землей. А я видел, что она собиралась сделать это по ее едкому взгляду, который теперь трансформировался в тошнотворно-желанный, натянутый и заманчивый. Она включила его, будто лампочку, при виде двух мясистых Мальтийцев, которые прошли между нами, испуская запах мужества вместо дезодоранта.

Как только они протиснулись мимо нее к лестнице, обменявшись любезностями, она повернулась ко мне и прошипела:

– Ах ты, маленький крысенок.

– Матери лучше знать, – ответил я ей.

– Ты уже вырос из своих ботинок, – сказала она.

– Туфель, – поправил я ее.

Она набрала воздух в легкие и выдохнула его с шумом.

– Ты тратишь слишком много денег, вот в чем

твоя проблема!

– Это как раз не моя проблема, Ма.

– Все вы такие, тинэйджеры.

– Я устал слушать это, – сказал я. – Хорошо, у нас ребят, слишком много бабок! Ну, скажи, что ты предлагаешь предпринять по этому поводу?

– Все эти деньги, – сказала она, глядя на меня так, будто у меня из ушей вываливались банкноты, и она могла подхватить их на лету, – а ведь вы еще только подростки, у которых нет ответственности, с которой можно тратить эти деньги!

– Послушай меня, – сказал я. – Кто сделал нас подростками?

– Что?

– Вы сделали нас подростками со своими парламентскими заседателями, – сказал я ей терпеливо. – Вы думали, «Это поставит маленьких ублюдков на их место, никаких легальных прав», и так далее, и вы сделали нас подростками. Отличненько. Это также освободило нас от обязанностей, не так ли? Потому что какие у тебя могут быть обязанности, когда у тебя нет никаких прав? А потом началось веселье, мы стали бросать деньги на ветер и неожиданно вы, стариканы, обнаружили, что, хоть у нас и не было никаких прав, мы имели власть над деньгами. Другими словами – послушай меня, Ма, – хоть вы и не собирались этого делать, вы дали нам деньги и отобрали обязанности. Ты следишь за ходом моих рассуждений? Ну, о'кей! Вы, взрослые, обнаружили, что сваренные вами законы дали вам все обязанности и никакого веселья, а нам – все наоборот, и вам это, естественно, не нравится. Ну, а нам, ребятам, это нравится, понимаешь? Нам это очень нравится, Ма! Пусть все так и остается.

Здесь я исчерпал себя. Почему я объясняю это им, говорю, как парень-Методист, если я им все равно не интересен?

Мама, которая не приняла этого (я имею в виду, мои идеи), хоть она и ухватила суть дела, теперь поменяла тактику, что насторожило меня. Она молча спустилась с лестницы и начала уговаривать меня зайти в ее личные апартаменты, что она делала и раньше, чтобы причинить мне какие-нибудь неприятности, и, как и раньше, я решил, что лучше просто уйти отсюда и не следовать за ней. Однако она разгадала мои мысли, потому что выскочила из своей комнаты, застав меня у открытой двери, и схватила меня за рукав.

– Я должна поговорить с тобой, сынок, – сказала она.

– В таком случае поговори со мной на улице, – ответил я ее, пытаясь выйти через дверь, но она не отпускала меня.

– Нет, в моей комнате, это очень важно, – продолжала нашептывать она.

Вот, пожалуйста, мы практически боролись на пороге, но тут она отпустила меня и сказала:

– Пожалуйста, зайди в дом.

Я закрыл дверь, но не пошел дальше коридора, и остановился в ожидании.

– Твой отец умирает, – сказала мне Мама.

Моей первой мыслью было то, что она лжет, а второй, что даже если она и не лжет, то пытается заполучить меня, ибо какая ей разница, жив он или мертв? Она пытается переложить на меня ответственность за что-то, с чем я никак не был связан, т. е. за старый заговор родителей и всех взрослых против ребят.

Но я ошибся, дело было не в этом, она что-то хотела от меня. После долгих хождений вокруг да около она сказала мне:

– Если с твоим отцом что-нибудь случится, я бы хотела, чтобы ты вернулся сюда.