Абвер - «щит и меч» III Рейха
Шрифт:
Глава 11
«Дело Остера» и римские мирные переговоры
По сей день слышны голоса, обвиняющие шефа абвера и его начальника Центрального отдела Остера, якобы возглавлявших какую-то группу Сопротивления. Нередко и весь абвер осуждают за предательскую деятельность в отношении рейха. Однако их деятельность никак не соответствует понятию Сопротивления. Тем не менее, в качестве доказательства их причастности к этому приводятся так называемые «архивы Остера» — его личные записи как начальника отдела «Зет» (Z), конфискованные гестапо после покушения на Гитлера 20 июля 1944 г. Из этих записей делают вывод, будто Остер и его ближайший сотрудник фон Донаньи с ведома или, по крайней мере, при попустительстве Канариса комплектовали абвер в своих целях и использовали его недобросовестно; они якобы вели мирные переговоры с правительствами нейтральных стран и даже с враждебными государствами, их обо всем предупреждали и даже передавали им важные военные планы.
К этим обвинениям следует подходить весьма осторожно и серьезно. При этом вопрос стоит прежде всего о том, верно ли Остер совершил предательство, и если это на самом деле так, то какие были
Генерал-майор Ганс Остер родился 9 августа 1888 г. в Дрездене в семье евангелического пастора. По окончании гимназии он решил стать офицером, участвовал в Первой мировой войне, дослужился до начальника штаба дивизии и был переведен в 100 тысячный рейхсвер. Он был и остался монархистом, ибо был глубочайше убежден в превосходстве такого строя, особенно применительно к Германии. Ему было трудно служить хрупкому партийному государству «первой (Веймарской) республики», и он не усмотрел ни в одной фазе ее существования никаких условий для примирения и согласия государства с армией. В начале 30 х гг. Остер близко сошелся с генералами фон Шлейхером и Хаммерштейн-Эквордом, а также с полковником фон Бредовым, считавшимися противниками Гитлера. Постоянное внимание к политическим вопросам обострило взгляды Остера, однако приход Гитлера к власти он воспринял, как и многие военные, отнюдь не как начало катастрофы. Но уже вскоре он распознал лживую демагогию и аморальность нацистского руководства. В конце 1932 г. он подал в отставку, но через 9 месяцев был приглашен в абвер вначале как вольнонаемный служащий, а с марта 1935 г. стал офицером разведки в чине майора. После кровавых событий 30 июля 1934 г. Остер увидел в возвышении гестапо и СС угрозу всему тому, что было основой его веры, его понятий чести и морали. Его неприятие «осквернителей рейха» скоро превратилось в полное отрицание нового режима.
С момента инсценированного «дела» против генерал-полковника фон Фрича Остер с растущей энергией начал вербовать среди друзей и единомышленников тех, кто мог понадобиться для устранения Гитлера каким-либо образом. Он совсем не скрывал своей ненависти к «этому Эмилю» [195] , как он называл Гитлера, и настойчиво нажимал на скептиков и сомневающихся, призывая их к действию. Он говорил: «Война — это безумие. Без устранения Гитлера мира не будет. Вы с нами или нет? Риск? 90 процентов из нас кончат на виселице» [196] . Надо сказать, что Канарис и Остер выступали против тирана с совершенно разных позиций: первый — как предельно осторожный тактик, второй — как откровенный радикал. Поэтому и их поступки сегодня кажутся беспорядочными. Остер систематически нес тайную внутриполитическую предупредительную информационную «службу» с целью «подогрева» оппозиции и колеблющихся генералов. Тем самым он создавал базу для сопротивления и гражданским кругам. С помощью этой «службы» он мог в течение нескольких лет не только держать генералитет и гражданскую оппозицию в курсе всех закулисных процессов, но и вуалировать антидиктаторские настроения, скрывая их от гестапо.
195
«Эмиль» — имя, нередко употребляемое для обозначения недалекого, глупого человека.
196
Dr. Will Grosse. Geheimdienst, Fahneneid und Hakenkreuz, in: Eсho der Woche, Jhrg. 4, 1950, 28.4.1950.
Все это происходило как бы за пределами служебных отношений в управлении. Какую бы информацию ни имел Канарис о делах «службы» Остера, он всегда держался в стороне, сглаживая острые углы, иногда даже тормозя ретивых, но в конечном счете смотрел на это скептически. При этом следует помнить, что Остер как начальник «Централи» фактически не имел отношения ни к одной из служб абвера. Он нес ответственность за: 1) все личные дела сотрудников абвера [197] и за комплектование и обучение резерва; 2) за распределение финансов абвера; 3) за центральную картотеку, где собирались сведения о всех важных результатах деятельности абвера. В этой картотеке регистрировались все агенты, доверенные лица, подозреваемые и т. д. Здесь находилось свыше 300 000 карточек, что, однако, не шло ни в какое сравнение с картотекой, например французского Второго бюро, собравшей предположительно 2 млн имен.
197
Численность служащих абвера колеблется между 1600 и 4000 офицеров и вольнонаемных служащих. По данным бывших сотрудников управлений личного состава сухопутных войск и ВМС, наиболее вероятной цифрой является 3000.
Как бы ни важен был отдел «Z» для абвера в целом, он оставался все же только административно-хозяйственной единицей. Личные действия Остера не имели для абвера никаких последствий. Остер никогда не был «начальником штаба» абвера, каким его пытаются изобразить. Нельзя говорить и о какой-то «группе Канариса — Остера», которая якобы была «разведкой в разведке». Такие определения сбивают с толку.
Уже во время судетского кризиса Остер надеялся, что возникший при этом вооруженный конфликт вызовет в Германии государственный переворот по инициативе генералов. Поэтому было предусмотрено с помощью собранных Остером материалов осведомить общественность о преступлениях, совершенных нацистским режимом. Но «Мюнхенское соглашение» избавило Гитлера от военной акции, которая уже планировалась. Когда же Гитлер 1 сентября 1939 г. напал на Польшу, и Англия с Францией, выполняя взятые обязательства, вступили в войну, для Остера наступил, по его выражению, «великий час» игры ва-банк, концом которой он считал крах Германии. На исходе 1939 г., когда абверу стало ясно, что планируемое наступление на Западе будет связано с попранием нейтралитета Бельгии, Голландии и Люксембурга [198] , это вызвало у Остера новые соображения. Они сводились к тому, что весной 1940 г. еще можно было не допустить превращения войны в мировую, поскольку на единственном тогда Западном фронте армии стояли друг против друга в относительном бездействии. Поэтому Бек, Гальдер, Канарис и Остер, как и другие ведущие фигуры Сопротивления, искали способа добиться замирения. Ожидать таких шагов от самого Гитлера было невозможно. Правда, после победоносной кампании в Польше он в своей речи в рейхстаге заявил о готовности к переговорам
198
Когда Гитлер в середине октября назначил начало наступления на Западе на 12 ноября, Гальдер дал абверовцу подполковнику Гроскурту поручение быстро разработать генеральный план путча. См.: Sendtner К. Die deutsche Militaeropposition im ersten Kriegsjahr, in: Die Vollmacht des Gewissens, a. a. O. S. 390. — Затем 4 ноября 1940 г. Остер получил от начальника генерального штаба задание «подготовительные мероприятия, разработанные в 1938 г., привести в соответствие с сегодняшней обстановкой». См.: Sendtner, а. а. О. S. 409.
Однако Остера не разочаровали неудачи шефа. Поздней осенью 1939 г. Остер узнал о связях мюнхенского адвоката Йозефа Мюллера с Ватиканом по внутрицерковным вопросам и обсудил с Беком и Канарисом возможность вмешательства церкви. В конечном счете по предложению Остера доктор Мюллер был приглашен на службу в абвер как обер-лейтенант запаса и прикомандирован к центру абвера в Мюнхене. Мюллер должен был поставить перед папой Пием XII вопрос, на каких условиях в случае переворота в Германии папа будет содействовать достижению соглашения о перемирии с западными союзниками и последующем прекращении войны. Снабженный соответствующими документами от абвера, доктор Мюллер предпринял зимой 1939/40 г. несколько поездок в Рим. Он разговаривал с прелатом Каасом, который с 1933 г. являлся секретарем церковного совета храма Св. Петра, с монсеньором Шёнхофером, генеральным аббатом Нутсом и с патером Лейбером, личным секретарем папы. Пий XII довел предложения Мюллера до сведения британского посла при Святом престоле сэра Д’Арси Осборна. Последний тут же связался со своим министерством иностранных дел. Переговоры обещали дать какие-то результаты. При условии смены режима в Германии и ненападении на западе британское правительство было готово начать переговоры, не нарушая при этом интересы Германии, какими они были в 1937 г.
В феврале 1940 г. Мюллер составил полный отчет о римских мирных переговорах, получивший условное наименование «Доклад Икс», т. к. имя Мюллера решено было не открывать [199] . Непонятно, по какой причине этот важный документ был вручен генералом Томасом начальнику ОКХ Гальдеру только в начале апреля. Тем не менее Гальдер пришел с этим докладом к главнокомандующему сухопутными войсками фон Браухичу и попросил спокойно прочитать его, а на следующее утро поговорить о нем. «На следующий день, — рассказывал потом Гальдер, — я нашел своего начальника в необычно мрачном настроении. Он вернул мне бумагу со словами: «Вам не следовало это мне приносить! То, о чем здесь идет речь, — настоящая измена отечеству! Ни о чем подобном у нас не может быть и речи!» Потом он приказал мне арестовать того, кто это писал. На что я ему ответил: «Если кто-то должен быть арестован, арестуйте меня!» [200]
199
По словам Мюллера, доклад следовало в надлежащее время изготовить в 4 экземплярах. Один из них позже был найден в Цоссене, другой может находиться в Англии.
200
Sendtner, а. а. О. S. 473.
Добиваться от Гитлера перемирия или хотя бы отсрочки наступления на Западе было, конечно, уже поздно. И сам Гитлер, и большая часть молодого офицерства, вдохновленного победой над Польшей, были целиком настроены на войну, а генералитет отнесся к угрожающим предупреждениям абвера равнодушно. Кульминационный момент на пути к перевороту и миру был пройден. И недаром Ульрих фон Хассель сделал в своем дневнике следующую запись от 3 апреля 1940 г.: «Эти генералы, желающие свергнуть правительство, ждут от него соответствующего приказа!» [201]
201
Hassel U. von.: Das andere Deutschland, Zuerich 1946, S. 119.
В эти месяцы надежд и тревог Остер думал не только о государственном перевороте и начале мирных переговоров. Ему представлялось, что если он сможет сообщить угрожаемым странам — Голландии и Бельгии — сроки германского наступления на западе, то не остановят ли Гитлера их немедленные и вполне заметные меры? Таковы были, бесспорно, те мотивы, которые заставили Остера передать 7 ноября 1939 г. своему другу голландскому военному атташе в Берлине полковнику Сасу сведения о готовящемся вторжении. Как известно, начало наступления несколько раз переносилось. И все же Остер верил, что своевременное предупреждение нейтральных стран заставит их подготовиться, чтобы отразить нападение. Однако во всех случаях, когда Остер сообщал им очередной срок, никакой реакции это у них не вызывало.
Десятого января 1940 г. на северном участке Западного фронта немецкий самолет, заблудившись в тумане, сделал вынужденную посадку на границе между бельгийской и голландской провинциями Лимбург (обе носят одно и то же название) близ Мешлена-на-Маасе. У одного из летчиков был портфель с оперативными планами, которые он вез в Кёльн на совещание в генеральном штабе. Он, правда, попытался их сжечь, но это ему удалось лишь частично. По полуобгоревшим листам бельгийские военные власти установили, что перед ними не что иное, как план предстоящего немецкого наступления. Эксперты Третьей секции (разведка) бельгийского генштаба в тот же день подтвердили подлинность документов. Король Леопольд III приказал немедленно принять необходимые оборонительные меры, но держать все в строжайшем секрете. Решили поставить в известность об этом только командующих союзными войсками генерала Гамелена (Франция) и лорда Горта (Англия), а также голландского командующего генерала Рёйндерса. Последний внимательно прочитал послание бельгийцев и заявил, что не верит этим сведениям и что, даже если они верны, немцы теперь все переиграют. Его скептицизм был вполне оправдан. Это было уже далеко не первое предупреждение, однако во всех случаях за этим ничего не следовало. Рёйндерсу казалось просто невероятным, чтобы немецкий офицер мог стать предателем. Короче, Рёйндерс счел, что здесь речь шла о широком обманном маневре в общей войне нервов, которую Гитлер умел вести мастерски.