AC/DC. В аду мне нравится больше. Биография группы от Мика Уолла
Шрифт:
Не обошлось без полиции. Там хорошо знали Бона и Терри и начинали звонить им, как только в городе было что-то украдено или разбито. «Они просто выходили на улицу и сливали бензин, – вспоминает Маурин. – Я должна была стоять и следить, чтобы никто не увидел, как они его откачивают».
Парни продолжали смеяться полиции в лицо, но со временем ситуация все обострялась. Однажды полицейские сильно избили Терри. Бон в ответ до полусмерти избил одного из них. Однако ничего так и не было доказано, и все продолжало идти своим чередом, от плохого к очень плохому. Родители очень переживали за сына, Чарльз старался с ним разговаривать. Так продолжалось до тех пор, пока однажды Бон просто не переехал к родителям Терри.
Грань между тем,
Возможно, Бон и был хулиганом и авантюристом, но, по его мнению, он также был джентльменом, по крайней мере, когда дело касалось девушек.
И он, недолго думая, решил преподать урок этим юношам. Он начал крушить все вокруг, падали столы, билось стекло. Кто-то вызвал полицию, и Бон, истекая кровью, залез к Терри в машину.
Конечно же, полиция прекрасно знала, кто он такой, и случайно поймала его той же ночью – за 12 галлонов украденного бензина.
Его арестовали и посадили в тюрьму до утра понедельника. Бона вызвали в Детский Суд Фримантля и обвинили в предоставлении ложного имени и адреса, сопротивлении полиции, половой связи с несовершеннолетней девушкой и, наконец, краже этих 12 галлонов бензина. Чарльз и Иза присутствовали на слушании и были в ужасе. Теперь до того, как ему исполнится 18 лет, Бон должен был принимать участие в деятельности службы по защите детей. Также ему рекомендовали находиться под домашним арестом в максимальной безопасности. С Бона также взяли двухгодичное обязательство, что он будет привлечен к дополнительному наказанию в случае незаконных половых контактов (к счастью, он этого не делал).
Все это было ужасно для Бона и его семьи. Однако благодаря этому случаю о карьере Скотта как начинающего преступника точно можно было забыть. Случись это пятью годами позже, возможно, дело приняло бы другой оборот.
В 16 лет, когда Бон только начинал испытывать судьбу как певец, он понял, что это должно стать делом его жизни. Благодаря субботним танцам на пляже в порту, на которых пел Джонни Янг, Бон прославился чем-то еще, кроме хулиганства. Джонни обычно пел одну или две песни, пока толпа во главе с Маурин не начинала кричать: «Мы хотим Бонни! Мы хотим Бонни!» Бон выходил на сцену, забирал микрофон у Янга и пел Long Tall Sally и Blue Suede Shoes. «Все девчонки сходили по нему с ума, – вспоминает Маурин. – Джонни Янг даже расстраивался».
Бон отказывался делиться деталями своей прошлой жизни, но то тут, то там всплывали новые подробности. Угроза разоблачения пришла откуда не ждали: Алек и Джейн, дедушка и бабушка Бона из Кирримуира, решили в первый раз навестить Чарльза, Изу и детей.
Несмотря на свое никчемное поведение, Бон все еще чувствовал себя милым хорошим мальчиком. Он участвовал в гонках, крал машины, дрался, но помимо этого, к примеру, недавно получил стипендию. Он с нетерпением ждал первой с тех пор, как семья перебралась в Австралию, встречи с родственниками. Многими годами позже девушка Бона Сильвер Смит в разговоре с Клинтоном Уокером объясняла: «У Бона тогда был выбор либо остаться под опекой родителей, в случае чего все плохое было бы забыто, либо проходить через судебный процесс. В таких обстоятельствах он не мог встречать дедушку с бабушкой, поэтому сделал выбор в пользу судебного процесса. К тому времени, как он вышел, родственники, разумеется, уже уехали, а позже и умерли. Он всегда жалел, что не мог это исправить».
Riverbank не было обычным учреждением для несовершеннолетних. Это была специально построенная тюрьма для мальчиков, совершивших серьезные преступления. Не было открытых спален, только запертые камеры. Все это было по-настоящему тяжело. Старшие издевались над младшими, были распространены сексуальные нападения. Каким-то образом Бон продержался там девять месяцев.
В тюрьме было непросто оставаться крепким орешком. Каждый день подъем в шесть утра, потом ледяной душ. Затем Бон снова ложился на койку, курил и все время думал. Остаток дня проходил за различными работами – в мастерских, на кухне, в прачечной.
Он часами драил холодный грязный пол, который, откровенно говоря, нельзя было очистить. Пальцы были красными и деревянными. Позже вечером, после обыкновенно отвратительного ужина, который подавали в общем зале, все играли в карты и слушали радио. Надзиратели пытались заставить мальчишек читать книги или играть на музыкальных инструментах, но желающих было немного. Иногда кто-то монотонно читал вслух. Бон присоединялся, но нечасто. Он переживал за свою шкуру.
От скуки парни затевали драки каждый день, иногда – каждый час. В наказание тебя сажали в «клетку», и это было самым ужасным, что можно было придумать, для таких социальных людей, как Бон. Единственная отрада наступала в воскресенье, когда после ланча можно было принимать посетителей. Для своих семей заключенные устраивали концерты. Бон всегда участвовал, поскольку хорошо играл на барабанах. Именно тогда он понял, что хочет выступать в группе, как The Beatles, которых он впервые услышал по радио как раз в Riverbank. Вскоре он уже говорил своим родителям о том, что как только выйдет, то найдет хорошую группу и станет знаменитым. Они, в свою очередь, просто надеялись, что он не попадет обратно в тюрьму. Достаточно было взглянуть на лица людей, с которыми Бон тогда общался, чтобы сказать, что это легко может быть всего лишь началом пути, в котором тюрьма быстро становится домом.
Бон вышел из тюрьмы перед Рождеством 1963 года. Его надзиратель порекомендовал ему вступить в территориальные войска. Однако на интервью, на которое Бон пришел в сопровождении этого надзирателя, ему было сказано, что у него нет необходимых качеств, чтобы стать ни солдатом, ни даже членом запаса. Когда Австралия присоединилась к войне во Вьетнаме в следующие годы, Бон должен был записаться в национальные войска, но его так и не призвали. Позже он хвастался тем, что его не взяли в армию, потому что он якобы «плохо приспособлен к социальной жизни».
Втайне Бон был очень рад, что все так вышло, потому что теперь он мог сконцентрироваться на том, чтобы его подростковая мечта воплотилась в жизнь: он хотел стать барабанщиком в группе и играть рок-н-ролл. Он начал работать в Западно-австралийском Совете по сбыту яиц и играл на барабанах каждый вечер. Ударную установку он поставил у эркерного окна семейной гостиной. Желающих податься в певцы или гитаристы было хоть отбавляй, а вот хорошие барабанщики были на вес золота. Поэтому Бон достаточно быстро нашел группу The Spectors, названную в честь продюсера Фила Спектра.
Гитаристом был Уин Милсон, а вокалистом Джон Коллинс, оба тогда работали на нефтеперерабатывающем заводе в Квинане. Брайан Гэнном играл на басу, Бон – на ударных. The Spectors стали кавер-группой и исполняли танцевальную музыку, которая обычно звучала на субботних дискотеках. Они выступали в The Big Beat Centre, в центре Перта. Бон был недоволен тем, что все время находится в тени остальных музыкантов, и решил, что для барабанщика будет неплохо петь пару песен каждый вечер. Остальные члены группы не поддерживали эту идею, но выступать против и спорить с «крепким орешком» тоже никому не хотелось. Он взял песню The Kinks You Really Got Me, которая и стала изюминкой сета. По крайней мере, Бон точно так думал.