Ацтеки. Воинственные подданные Монтесумы
Шрифт:
Роскошь больших домов состояла не в их обстановке, чья незамысловатость была только что описана, и не в их удобствах – они едва ли были лучше тех, что имелись в самых простых жилищах, – а в размере и количестве комнат и, возможно, более того – в разнообразии и великолепии их садов.
Дворец царя Несауалькойотля в Тецкоко представлял собой прямоугольник более чем тысячу ярдов в длину и около восьмисот ярдов в ширину. Часть этого пространства была занята общественными зданиями – палатами совета, судами, конторами, арсеналами – и частными: апартаментами царя, гаремом, апартаментами для владык Мехико и Тлакопана. Всего было более трехсот помещений. Остальная часть была отведена под сады «со множеством фонтанов, прудов, каналов, рыб и птиц; и здесь росли более чем две тысячи сосен… и здесь было несколько лабиринтов, в которых царь принимал ванны; и, когда человек попадал туда, он не мог найти выход оттуда… а далее, неподалеку от храмов, находился зверинец, где царь содержал всевозможные виды птиц, животных и рептилий, которых ему привозили со всех уголков Новой Испании; а те, что нельзя было
Не только возле своего дворца в Тецкоко, но и в других местах повелел тот же самый царь насадить сады, а особенно в Тецкоцинко. «Эти парки и сады были украшены богатыми и превосходно отделанными alcazars [8] с фонтанами, оросительными каналами, протоками, озерами и купальнями и удивительными лабиринтами, где были посажены разнообразные цветы и всевозможные деревья, привезенные из далеких краев… и вода, предназначенная для фонтанов, бассейнов и каналов для поливки цветов и деревьев этого парка, текла из источника. Чтобы подвести воду, было необходимо построить крепкие, высокие цементные стены невероятных размеров, ведя от одной горы к другой акведук, который заканчивался в самой высокой точке парка». Вода накапливалась сначала в резервуаре, украшенном барельефами на исторические темы; «эти барельефы разбил первый епископ Мехико брат Хуан де Сумаррага, потому что он считал, что они имеют отношение к идолопоклонству». И оттуда вода вытекала по двум главным каналам, один из которых тянулся на север, а второй – на юг; она текла через территорию садов и заполняла бассейны; около них стояли скульптурные стелы, отражаясь в их поверхности. Вытекая из бассейна, вода «прыгала и разбивалась о скалы, попадая в сад, засаженный всеми душистыми цветами «жарких стран»; в этом саду, казалось, идет дождь – на такие мелкие брызги разбивалась вода об эти камни. За этим садом находились купальни, вырезанные прямо в скале… а за ними располагался царский дворец, в котором было видно много других помещений и залов; один зал был очень большой с двориком перед ним, и именно в нем царь принимал правителей Мехико и Тлакопана и других великих людей, когда они приходили развлечься вместе с ним: в этом дворике устраивались танцы и другие зрелища и развлечения… Вся остальная территория парка была засажена, как я уже сказал, всевозможными деревьями и душистыми цветами, и там жили разнообразные птицы, помимо тех, которых царь привез из различных краев в клетках. Все эти птицы мелодично пели, да так, что невозможно было расслышать свои собственные слова. За пределами стены, окружавшей сады, начиналась сельская местность, полная оленей, кроликов и зайцев».
8
Здесь: павильоны в форме замка (исп.).
Был ли сам индейский летописец Иштлильшочитль, перенявший испанский язык, потомком Несауалькойотля, что позволил себе так гордиться королевской династией? Все, что осталось от садов Тецкоцинко, увы, дает лишь слабое представление об их былом великолепии, но подтверждает слова Иштлильшочитля в главном. Водопады, водоемы и клумбы исчезли, но пустые резервуары все еще можно увидеть в скалах; сохранился акведук, ступени и террасы.
Помимо этого, с момента, когда завоеватели впервые попали в долину Мехико, они видели и другие, сопоставимые с этим, чудеса. Они провели ночь, прежде чем вошли в столицу в Ицтапалапане: Диаса привел в восторг дворец, в котором они остановились, – «такой большой и прекрасно выстроенный из самого лучшего камня с колоннами из кедра и других приятно пахнущих пород дерева, поддерживающими крышу; комнаты были очень большие, и, что особенно заслуживало внимания, дворики, затененные хлопчатобумажными навесами. Когда мы осмотрели все это, мы пошли в сад; в нем было приятно гулять, и я не уставал замечать разнообразие растений и их запахов, любовался клумбами, множеством плодовых деревьев и роз, а также бассейном с пресной водой. Там была еще одна диковинка: большие лодки могли приплывать в этот сад прямо с озера». А много лет спустя старый испанский солдат в своих воспоминаниях грустно добавит: «Ahora todo esta por el suelo, perdido, que no hay cosa». [9]
9
Сейчас все разрушено, пропало, больше ничего не осталось (исп.).
И это был всего лишь дворец текутли. Что же тогда представляли собой загородные резиденции императора? Кортес писал Карлу V: «У него (Монтесумы) много резиденций как в городе, так и за городом… В одной из них был великолепный сад, в котором возвышались мраморные дворцы, полы были сделаны из искусно обработанной яшмы…Там было десять озер, где содержались разнообразные виды водоплавающих птиц, которые обитают в этих краях… И были соленые озера для птиц с морского побережья, и пресные – для речных птиц. Время от времени в этих озерах спускали воду, чтобы почистить их, а затем вновь наполняли водой при помощи каналов. У каждого вида птиц была пища, какой они питаются в естественных условиях. Так, те птицы, которые питались рыбой, получали рыбу; те, которые питались червями, получали червей, а те, что
Если рассказа Кортеса недостаточно, то подтвердить его могут свидетельства его товарищей по экспедиции. Андрес де Тапиа почти теми же самыми словами перечисляет разнообразие птиц, диких зверей и уродцев, которых содержал Монтесума для развлечения. «В очень больших сосудах и горшках этого дома, – добавляет он, – жило довольно большое количество змей. И все это только ради демонстрации великолепия». Берналь Диас подтверждает эту подробность, упоминая «множество змей и ядовитых гадов, у которых было подобие погремушки на хвосте: и это самые опасные ядовитые змеи из всех. Их содержат в сосудах и больших горшках со множеством перьев, там они откладывают свои яйца и выводят свое потомство… И когда был слышен рык львов и тигров, вой волков и лис и шипение змей – это было ужасно, и можно было подумать, что находишься в преисподней».
Но мы не будем подробно останавливаться на реакции нашего автора хроник, так как это, в конце концов, всего-навсего реакция провинциала, впервые в жизни попавшего в зоопарк, характерный элемент цивилизованного города. Несомненным фактом является тщательность, с которой правители древнего Мехико собирали вокруг себя всех животных и растения своей страны. Ацтеки испытывали явную страсть к цветам: вся их лирическая поэзия – это гимн цветам, «которые одурманивают» своим очарованием и запахом.
Когда первый Монтесума завоевал Оаштепек в «жарких странах» на западе, он решил разбить там сад, в котором выращивались бы все виды тропических растений. Имперские гонцы исколесили провинции вдоль и поперек в поисках цветущих кустарников, которые осторожно выкапывали, чтобы сохранить корни в целости, и заворачивали в циновки. Сорок индейских семей родом из тех краев, где были найдены эти растения, переселили в Оаштепек, и сам император торжественно открыл эти сады.
Все мексиканцы, хотя, конечно, не с таким размахом, разделяли его любовь к садам. Жители Мехико выращивали цветы в своих дворах и на крышах домов, а в пригороде на озере Шочимилько («место полей и цветов») в те времена, как и в наши дни, располагался сад, который снабжал всю долину. В каждой семье были также свои домашние животные: индюшка – птица, которую Мехико подарил всему миру, ручные кролики, собаки (часть из них была предназначена на съедение, и их откармливали с этой целью), иногда пчелы и очень часто попугаи. Жизнь большей частью протекала на улице, нежели в доме, под самым солнечным небом в мире. И город, по-прежнему изначально близкий к земле, смешивал бесчисленные пятна зелени и изысканную мозаику цветов с ослепительной белизной храмов.
Утренний подъем, умывание и одевание, одежда
Мексиканец спал на циновке без ночной сорочки и на самом деле почти голый, если не считать набедренную повязку, укрывшись плащом или одеялами, если они у него были. На рассвете ему оставалось только надеть свои сандалии и закрепить плащ на плечах, и он был готов идти на работу. По крайней мере, так обстояло дело с простолюдинами. Достоинство чиновников требовало более значительных приготовлений. Все вставали очень рано: суды, например, открывались на заре, и судьи занимали свои места, едва только забрезжит свет.
Но, несмотря на это, любовь к чистоте, видимо, была присуща всему населению. Нет сомнений, что представители правящего класса уделяли этому больше своего времени и внимания, чем простые граждане: Монтесума «мыл тело дважды в день», как не без удивления пишет Андрес де Тапиа. Но и все «купались часто, а многие каждый день» в реках, озерах или бассейнах.
Молодые люди приучались к этому воспитанием: часто они должны были вставать ночью, чтобы искупаться в холодной воде озера или источника. Ацтеки не делали мыла, но у них были два растительных продукта, которые служили им вместо него: плод копальшокотля, прозванного испанцами мыльным деревом, и корень saponaria americana. Любой из них давал пену, которую можно было использовать не только для мытья, но и для стирки. Тот факт, что привычка к чистоте глубоко укоренилась, доказывают исключения: случалось, волосы и тело не мыли, например купцы, когда уезжали в далекие и опасные путешествия, давая клятву не мыться до своего возвращения, что для них было настоящей жертвой. В течение месяца Атемоцли люди в качестве епитимьи не пользовались мылом.
Купание было не только актом достижения чистоты, очень часто оно также было ритуальным омовением. Пленники, которых должны были принести в жертву Уицилопочтли во время празднеств месяца Панкецалицтли, принимали ритуальную ванну. «Старики кальпулли доставали воду в Уицилопочко, в пещере», а жертв называли тлаальтильтин («те, которых искупали»). Ванны, которые жрецы принимали в водах озера во время месяца Эцалькуалицтли, также имели явно церемониальный характер.