Ад ближе, чем думают
Шрифт:
Русские пока не знают, во что вляпались со своим расследованием. (Хотя было бы точнее сказать – нашим.) Я и сам этого до конца не знаю. Но после разговора с Хэррингтоном я, по крайней мере, начал смутно понимать, чем занимается «Наследие прошлого» и какие силы поддерживают Аткинсона. И мне стало неуютно. Более неуютно я чувствовал себя лишь однажды, оказавшись на мушке у Шутника Питерса без малейшей надежды на чью-либо помощь…
Помощи и сейчас, в общем-то, ждать неоткуда. С поставленной миссией я должен справиться сам. «Миссия» – именно это слово произнёс Хэррингтон, пожимая на прощание руку и пристально глядя в глаза. И хотя в случае успеха я могу рассчитывать практически на любое вознаграждение, не слишком-то хочется его зарабатывать. То ли из-за страха,
И, как на грех, ситуацию усугубляет Аткинсон. Всё понимаю, но нельзя же вести себя так по-идиотски вызывающе! Какая бы мощь ни стояла у тебя за спиной, к тебе приехала комиссия ООГ. А что такое Организация Объединённых Государств, мы в Альбионе хорошо знаем. Так сказать, на собственной шкуре. И если русские пойдут на принцип (а они, увы, в своём праве), у председателя через считанные часы начнутся большие проблемы. А значит, и у «Наследия». А значит, и у…
Чёрт бы побрал этого упрямого самоуверенного болвана! Его же предупреждали, чтобы вёл себя аккуратно…
Вадим Телепин
Атмосфера в кабинете сгустилась так, что хоть топором руби.
Удивил Ходько. Перебросил мне записку с одним-единственным словом: «Молоток!» То ещё, курсантское словечко – комплимент. Что ж, доброе слово и полковнику приятно. Особенно учитывая наши трудные отношения…
Очевидно, Володя имел в виду, что я порядком припугнул Аткинсона. Но, откровенно говоря, всё не так просто. Винтокрылы с подкреплением вызвать я, действительно, могу. И временно перекрыть кислород обществу тоже не проблема. Проблемы начнутся потом – прежде всего, у меня. Слишком сложно тут всё, в этом туманном Альбионе, чтобы играть мускулами без крайней необходимости. Только мне дипломатического скандала не хватает!
С другой стороны, неподчинение спецкомиссии, тем более инспекции ООГ, не может остаться безнаказанным. Нельзя создавать прецедент. И потому, если Аткинсон так и не проявит благоразумия, наказания ему не избежать. Даже если придётся разобрать башню по кирпичику. А там будь что будет. В крайнем случае, тесть заступится…
Прерывая затянувшуюся паузу, я поднялся и сугубо официальным тоном осведомился:
– В последний раз спрашиваю, мистер Аткинсон: намерены ли вы сотрудничать со специальной комиссией, а также инспекцией ООГ? В принципе?
Британец проткнул меня взглядом. Насквозь.
– В принципе, да, – бухнул он. Как булыжником по темени, ей-богу. – Вы мне не оставляете выбора…
– Ну-с, вот и прекрасно, – подхватил Буранов, чьё лицо немедленно озарилось дипломатической улыбкой. – У нас в России в таких случаях, знаете ли, говорят: «Худой мир лучше доброй ссоры». Со своей стороны обещаем вести следствие с максимальным тактом. Итак, для начала мы бы хотели получить…
– Не трудитесь, – буркнул Аткинсон, глядя в сторону. В стороне, опершись на край стола, невозмутимо стояла вызванная, да так и не отпущенная мисс Редл. – Я всё запомнил. Однако чтобы подготовить документы, о которых сказано, понадобится некоторое время. Я дам указание своему заместителю мистеру Грейвсу.
Буранов и Мортон переглянулись.
– Ну, что ж, – сказал полицейский, – полагаю, что просьба мистера Аткинсона вполне корректна.
– Нет возражений, – любезно произнёс Буранов. – Мы можем встретиться вновь завтра. Скажем, в девять часов утра. Как вы думаете, мистер Аткинсон?
– Согласен, – отрезал председатель.
– А мы, пока суд да дело, поедем в гостиницу, устроимся, оглядимся, – закончил Буранов.
Никакого особого времени, чтобы представить нам необходимые документы, Аткинсону не требовалось. Уверен, что все они лежали у него в сейфе, под рукой. Однако Буранов был прав; не следует перегибать палку. Хочешь тайм-аут? Получи! Но завтра мы тебя вывернем наизнанку. По полной программе, от души…
– Сегодняшнее заседание парламента посвящено двухсотой годовщине со дня подписания Парижского трактата…
Надо ли говорить, что более тяжёлой и трагической страницы в летописи британской истории не существует. Последствия трактата поистине ужасны. Держава, покорившая полмира, правившая морями, владевшая колониями в самых отдалённых уголках земного шара, была низведена до уровня третьестепенного государства. Какими бы мотивами ни руководствовался король Георг Третий, подписывая роковой для Британии документ, имя его с того дня навсегда стало символом национального предательства, покрылось позором и презрением. Именно поэтому парламент вскоре принял беспрецедентное решение: Ганноверская династия объявлена низложенной, и на престол вступил Ричард Четвёртый – представитель Плантагенетов, потомок самого славного из британских монархов Ричарда Львиное Сердце…
Альбион никогда не откажется от борьбы за возвращение статуса великой державы. Я говорю это открыто, ничего не боясь, обращаясь ко всему миру. За истекшие двести лет страны-победительницы, Франция и Россия, сделали всё, чтобы поставить нас на колени. С этой целью в позапрошлом столетии был навязан унизительный трактат, в прошлом веке – создана Организация Объединённых государств. Но мы никого не боялись в прошлом, не боимся в настоящем и не собираемся бояться в будущем. Мы черпаем силу в самих себе. Залог нашего возрождения – в нашей истории и в наших традициях, пронизанных духом великой британской империи! (Члены парламента и присутствующий на заседании король Филипп Третий встают и аплодируют.)
Глава пятая
Владимир Ходько
Мисс Редл посоветовала нам остановиться в гостинице «Красный Лев». Могла бы и не советовать: другого отеля в Эйвбери нет. Деревушка, не Лондон какой… Однако такой гостиницы в Лондоне не найти. Построена в XIV веке, в разгар Столетней войны, знаменита кухней и привидениями. Понятно, что сейчас она реконструирована, расширен холл, появился третий этаж, однако фасад по-прежнему стилизован под седую старину. В этом смысле горячую воду, ватерклозет и электрический свет в номерах впору считать профанацией…
Гостиница играет некоторую роль в бытовом обустройстве сотрудников «Наследия прошлого». Человек десять из них (та же мисс Редл) проживают здесь постоянно, причём гостиничные счета оплачивает общество. Директор Аткинсон устроился здесь же, в трёхкомнатных апартаментах. Другие снимают жилье в деревне (опять-таки за счёт общества). И вот-вот начнётся строительство целого коттеджного посёлка для персонала НП. Что лишний раз подтверждает: с деньгами в «Наследии прошлого» всё хорошо.
Мне досталась большая комната на втором этаже с интерьером, выдержанном в тёмных тонах. Так сказать, в русле обозначенной эпохи. Дубовая столешница письменного стола выглядела настолько добротно, что хоть сейчас руби на ней голову. Кровать стояла под балдахином с шёлковыми шторами цвета свежепролитой крови. Чёрные потолочные балки и настенные гравюры с эпизодами битвы при Азенкуре утоляли ностальгию по средневековью. Массивный оконный переплёт, похоже, сделан из натурального свинца.
Выглянув из окна, я разглядел в сгустившихся сумерках прямую двухрядную дорогу, вдоль которой выстроились деревенские домики. Домики один к одному: два этажа, земли сотки четыре при каждом, тщательно подстриженные кустарники, невысокие, выкрашенные в блеклый серый цвет ограды (от кого здесь ограждаться?). Было в этой упорядоченности что-то казарменное. А ещё говорят, что главные аккуратисты – немцы. Прислать бы сюда тевтонов, чтобы опыт перенимали…
Время уже было довольно позднее. Хотя что такое восемь часов вечера для оперативника? Так, разгар трудового дня… Я разложил одежду и бельё, принял душ и собрался звонить Буранову, чтобы пригласить его отужинать, но Михаил Михайлович явился сам. Вместе с ним пришёл Телепин.