Ад идет с нами
Шрифт:
Рам моргнул на пиктограмму связи и, с трудом проталкивая слова сквозь пересохшее горло, просипел:
– Медиков на пятый ВОП. Привлеките местных… – он оглядел побоище и добавил:
– Не менее десяти бригад.
Армейские медики прибыли одновременно с идиллийскими экстренными службами, но оказались совершенно не готовы к тому, что их ожидало. Привычно бросившись на помощь пострадавшим, они сами присоединились к ним, разделив агонию идиллийцев. Костас послал киборгов вытащить недееспособных медиков за пределы эмпатического удара и задумался, как местные вообще справляются с чем-то подобным.
Ответ буквально прошагал мимо. Больше всего робот напоминал приземистого паука: благодаря гибким многосуставчатым “ногам” устройство пробиралось через завал и зависло над истекающим кровью из оторванной руки идиллийцем. Заработали манипуляторы поменьше, заливая культю синтеплотью и вкалывая коктейль лекарств. Скоро раненый прекратил кричать и уснул, а в “брюхе робота” открылся отсек, куда робот осторожно переместил раненого.
Подобные устройства расползались по ещё дымящейся земле и постепенно крики стихали. В открытом кузове грузовика экстренной службы Костас заметил отсеки, из которых операторы управляли мобильными медицинскими платформами.
С каждой минутой работы медиков Костасу становилось легче. Идиллийцы, одного за другим, забирали своих раненых и вскоре к работе присоединились пришедшие в себя медики Союза.
Когда всех тяжелораненых отправили в больницы, а остальных переместили из пострадавшей зоны, идиллийские спасатели начали прочёсывать территорию, как ищейки выискивая находящихся в сознании под завалами. Эмпатия позволяла сделать это в считанные секунды, без тщательного сканирования и иных сложностей, с которыми сталкивались спасательные службы других планет.
По их наводкам киборги разбирали завалы, а когда всех раненых, которых сумели отыскать с помощью эмпатии, извлекли из-под обломков, дошло дело и до сканеров. Поиск с их помощью был долгим и кропотливым занятием, но лишившихся сознания эмпаты почувствовать не могли.
Несмотря на это, идиллийцы образовали что-то вроде живой сети, стоя друг от друга на расстоянии, позволявшем коллективно охватить всё место побоища на случай, если кто-то под завалами придёт в себя.
Это время словно выпало из жизни Рама. Он отваливал обломки, накладывал повязки, что-то командовал, не слыша своего голоса... Даже говорил о чём-то с помогавшей разбирать завалы Ракшей, но слов вспомнить не мог. Часть китежца жила своей жизнью, словно сама по себе действуя по заложенному алгоритму. А другая…
Другая его часть навсегда осталась там – под завалами разрушенного опорного пункта.
Вопреки законным опасениям, к месту трагедии не набежали ни вездесущие журналисты, ни многочисленные обезумевшие родственники пострадавших, мешающие работе решительно всех служб. Точнее, местных пришло много, но они оказались неожиданно вменяемыми, а под руководством пришедшей в себя Зары ещё и полезны.
Экс-мэр вообще удивила Костаса. Он ждал, что после пережитого Зара проваляется в госпитале неделю, раздавая интервью местным телеканалам, но она, едва оправившись от потрясения, взялась помогать пострадавшим. Не суетливо мешаться под ногами у спасателей, раздавая бессмысленные распоряжения, как это любят делать чиновники, а реально координируя добровольцев и спасателей.
Странные на Идиллии политики. И не только они.
Местные журналисты вместо охоты за сочными кадрами взялись за информационное сопровождение пострадавших, собирая и упорядочивая данные о том, кто в какое медицинское учреждение поступил и в каком находится состоянии. Кто-то развозил родственников по больницам, кто-то помогал с разбором завалов, а кто-то уводил прочь излишне впечатлительных доброхотов, своими переживаниями мешавшими работать остальным.
На Идиллии затасканная фраза “чужой беды не бывает” обрела реальный смысл.
Не было вспышки ненависти, не было агрессии местных к союзовцам. Была общая беда и одно дело – спасение выживших. А после настала очередь тех, кому повезло меньше.
Лишь когда последнего убитого запаковали в мешок с инертным газом, Костас повернулся к Ракше.
– Остаёшься за старшего, – приказал он. – Госпожа Зара – до моего возвращения по всем вопросам обращаться к лейтенанту Дёминой. А я съезжу, навещу господина полковника Шеридана. Да и к господину генералу загляну.
Развернувшись на каблуках, Рам промаршировал к броневику, чувствуя, как начинает трясти от бешенства. Будь Шеридан рядом – Костас не колеблясь убил бы эту сволочь. Даже не оглядываясь на трибунал.
Планета Идиллия. Три километра от Зелара, штаб генерала Прокофьева
Когда дверь кабинета отъехала в сторону, являя взору Шеридана фигуру в заляпанной грязью и бурыми разводами засохшей крови броне, полковник только успел спросить:
– Это что за грёбаный голем?
В следующую секунду он обнаружил, что висит в воздухе, ухваченный за грудки. Рам впечатал корпората в стену и прорычал:
– Назови мне хоть одну причину оставить тебя в живых, угрёбище.
– Что вы себе позволяете… – начал было Шеридан, опознав в “големе” коменданта Зелара, но его бесцеремонно прервали.
– Я позволяю тебе, урод, сказать слова в своё оправдание! – Рам встряхнул жертву.
Зубы Шеридана лязгнули, а в голове полковника теннисными мячиками заскакали панические мысли. В то, что чёртов китежец выполнит угрозу, полковник ни секунды не сомневался.
– Это стандартная практика, – несмотря на испуг, голос Филипа звучал спокойно. – Добро пожаловать на войну, полковник Рам.
– Войну?! – в голосе китежца проскользнули опасные нотки.
– Войну, – кивнул Шеридан. – И поставьте меня на пол, пожалуйста. Здесь не кабак. Напомню также об уголовной ответственности за неуставные взаимоотношения, полковник.
– О да, – Рам хмыкнул, разжимая руки. – Как речь о собственной шкуре – так сразу вспоминаем про уголовную ответственность. Да, полковник?
– Именно, – Шеридан, поняв, что прямо сейчас его никто не убьёт, принялся отвоёвывать инициативу.
– А что тогда про воинские преступления, полковник? – осведомился Костас.