Ад, или Александр Данилов
Шрифт:
Кирилл отпустил её и позволил сесть на диванчик, сам расположился рядом.
— Соня, не всё так просто. Ты решила стать матерью — что ж, похвально. Только я тебе не верю, ты опять творишь невесть что. Ты уверена, что хочешь этого ребёнка? Лично я не думаю, что материнство — это твоё. Соня, я слишком хорошо тебя знаю, чтобы догадаться, для чего тебе эта беременность. Думаешь, что он мечтает отцом стать? Глупости! Если бы хотел — завёл бы нормальную бабу, а не заведомо бесплодную. Ты удобна Данилову, просто удобна и привычна. Но только ты, а не твой ребёнок. Он ведь не любит, по большому счёту.
Соня
— Соня, значит, ты решила идти до конца и оставить… беременность? — достаточно громко спросил он.
Она как будто очнулось и рассмеялась.
— Знаешь, через что мне пришлось пройти, чтобы она случилась?! И ты ещё спрашиваешь? Да, сын Данилова будет жить, я сделаю для этого всё, понял, всё!
У Сони даже кулачки сжались от возмущения. Не имел права Кирилл распоряжаться жизнью её ребенка! Никогда, ни при каких обстоятельствах!
Живот скрутило. Соня положила на него руки и часто задышала, пытаясь расслабиться.
— Мне надо лечь, я на сохранении тут, а не балду гоняю. У меня постельный режим. Если с моим сыном что-то случится по твоей вине — я тебя убью. Понятно?
Она встала с диванчика, когда боль чуть отступила, и поднялась в свою палату, легла и забылась тревожным сном.
Ночь же выдалась бессонной. Соня лежала и думала. Что хотел Кирилл, зачем приходил, и как они теперь станут сосуществовать на одной территории? Или придётся менять квартиру на две? Всё так сложно…
Слёз не было, но и покоя на душе — тоже. Единственно, Соня поняла для себя, что любит своего сына. Она почему-то была уверена, что у них с Сашей будет сын, совсем позабыв о том, что раньше была так же твёрдо уверена, что у них родится девочка. Надо немного потерпеть, а как угроза прерывания уйдёт — она сразу поговорит с Даниловым, и они будут вместе, обязательно будут!
Часть 7
Данилова вызвали в приёмное перед самым окончанием рабочего дня. Он разозлился — задерживаться на работе именно сегодня в его планы никак не входило.
После работы назначена встреча с дочерью, а что Катя его дочь — он нисколечко не сомневался. «Вот же вытворила Дина, — думал он. — Как могла взять и скрыть ребёнка, утаивать правду столько лет? Может, и то, что замуж вышла тогда сразу — тоже ложь, выдумка моих и её родителей? А я повёлся, не убедился ни в чём лично, обиделся, видите ли». Данилов весь день прокручивал в голове всякие варианты произошедшего почти семнадцать лет назад и обзывал себя последними словами. В качестве оправдания можно было принять только его молодость — всего-то восемнадцать лет было — и неопытность. А вот почему он за всю жизнь ни разу не попробовал разыскать Дину — сам не понимал.
Если его дочь — Берёзкина, выходит, и Дина оставалась на своей фамилии? Найти её при желании труда не составило бы. Она, оказывается, институт просто не окончила, не перевелась в другой, как ему говорили, бросила учёбу, потому что родила дочь. Катю ж растить надо было, кормить и одевать, не до образования Дине было…
Как неверно всё, как неправильно… И жил он — будто и не жил. Детей двое и то не рядом. Сможет ли его простить Катя? Полюбить сможет? Он-то её вон сразу принял, как увидел, как понял, что его она, так и прирос к девочке сердцем. А она обижена наверняка. Дети — максималисты, им плевать на оправдания… Да и есть ли они у него, оправдания эти? Или нет их? Может, он свою инертность и нежелание действовать за грехи принять не хочет? Видит себя белым и пушистым и готов кричать, что не он строил свою судьбу, а судьба ему палки в колёса втыкала.
С такими мыслями он вышел в холл приёмного отделения и сразу увидел Катю, примостившуюся на краю кушетки.
— Давно сидишь? — спросил и сам удивился своей тупости. Апрель на дворе, холодно совсем, а он даже не поинтересовался утром у девочки, есть ли ей куда пойти. Неужели она просто гуляла по улицам весь день? Ну конечно, вон, замёрзла… А ела хоть что-нибудь? Вот это отец, герой года прямо! Дальше он подумал непроизносимое, то, что его как раз как папашу характеризует.
Катя подняла на него глаза, но ответить не успела, потому что из дверей, ведущих в хирургию, вышла медсестра и набросилась на Данилова.
— Что же вы творите-то, Александр Дмитриевич! Ребёнок тут уже часа три сидит, пришла замёрзшая, голодная. Я и не обратила внимания сразу, а охранник приметил, так прогнать её собирался, старый козёл. Хорошо, спросили, к кому она, вот я вам и позвонила.
— Спасибо, — сказал он медсестре и повернулся к Кате. — Ну что ж ты не сказала, что идти тебе некуда?
— Не подумала… — Она пожала плечами. — Я гуляла, гуляла и решила тут подождать.
— Да и я хорош! Прости, что ли. Пойдём в ординаторскую, чаю налью, потом поговорим, поужинаем где-нибудь.
Катя опять пожала плечами и опустила глаза.
— Мне бы домой вернуться. Последний автобус в десять отходит.
— Нет! — Александр был категоричен. — Переночуешь у меня, завтра с утра сделаем генетическую экспертизу, потом заскочим сюда, мне больных надо посмотреть, а дальше поедем к вам домой. План ясен?
— Вы не верите, что я ваша дочь? — с вызовом спросила она.
— Верю, — очень твёрдо ответил Данилов, — но ты просила помощи, а без бумажки я тебе никто. Вот мне и нужно заключение, чтобы вопросов ни у кого никаких не возникало.
Наконец, Катя улыбнулась ему, открыто и тепло, и он заметил ямочки на её щеках, совсем как у Дины.
— Я думала, с вами будет сложнее, — произнесла девочка. — Пойдёмте в ординаторскую, от горячего чая отказываться я не собираюсь.
Он усадил её на диван и включил чайник, затем достал чашку из ящика своего стола, вымыл её с содой и опустил пакетик чая, залил кипятком и поставил перед Катей, зашёл за ширму и вынес сахарницу с сахаром и вазочку с печеньем и конфетами.
— Перекуси пока, согрейся, а я твоей маме позвоню. Номер телефона не подскажешь?