Ад находится в Камбодже
Шрифт:
— Они что, будут сжигать плантации мака, взрывать лаборатории и минировать взлетные полосы? — Глаза Логинова вновь блеснули недобрым огнем, слишком свежи в памяти были собственные неприятности.
— Нет, их цель — сам Господин Сэй. Все отличные и опытные профессионалы, вооружены и экипированы по самому последнему слову. Могу гарантировать, с такими головорезами ни вашему компаньону, ни его держимордам сталкиваться еще не приходилось.
— Это ваши люди? — Александр Васильевич посмотрел на Ремизова в упор.
— Я всегда получаю то, что хочу! — с напором на последние слова произнес генерал; потом, ничуть не смутившись, с улыбкой явного превосходства на лице признался: — Да, это мои люди, и об их задании никто не знает. И если мы не договоримся, я придам их задаче статус международной операции по захвату наркобарона, которого те в ходе спецоперации ликвидируют (официальная версия — оказал сопротивление). Пока наследство погибшего компаньона будут делить преемники, ваш концерн потеряет свои позиции на рынке наркоторговли. Потому что известно уже давно — свято место пусто не бывает. А героин сейчас расходуется, как туалетная бумага. И вам снова придется бороться за место под солнцем. Убытки будут покруче выше запрашиваемых тридцати процентов. А так в качестве жеста доброй воли и как доказательство того, что я не держу за пазухой ордер на арест, готов сдать диверсионную группу. Когда боевики Сэя будут их нейтрализовывать, то сами смогут убедиться в том, что я нисколько не шучу и не преувеличиваю. Со мною лучше дружить, чем воевать. По-моему, обоюдовыгодное предложение.
Логинов ответил сразу, едва замолчал генерал.
— Такой вопрос решить единолично я не могу. Мне нужно посоветоваться.
— Советуйтесь. Только не очень долго. Десяти дней хватит? А то позже может произойти непоправимое…
Лежа на кровати, Чак Исида, заложив мускулистые руки за голову, с любопытством наблюдал за суетящейся Сумико. Маленькая японка колдовала на крошечной кухне возле холодильника, который на ее миниатюрном фоне казался глыбой.
Спустя несколько минут девушка вошла в спальню, держа перед собой небольшой плетеный поднос, на котором были расставлены приборы классической японской кухни. На блюде из тонкого фарфора она разложила крошечные суши, рядом, как копья на ристалище, лежали две пары палочек, рядом выстроились пиалы с различными острыми приправами и соусами, пара чашечек, больше похожих на наперстки, и глиняный графинчик с подогретой рисовой водкой — сакэ.
Увидев этот этнический продуктовый набор, Чак подавил в себе вздох сожаления: за последнее время, что он работал по заданию Интерпола, японская кухня ему окончательно осточертела. Выходец из каменных джунглей Лос-Анджелеса, он предпочитал крепкое пиво, жареный стейк с кровью, виски со льдом. На худой конец мог перехватить гамбургер с плоской котлетой, с кетчупом и майонезом, запить холодной «кока-колой». А все эти суши с сырой рыбой, палочки для еды и алкоголь, который приходится доводить практически до кипения, чтобы получить малую толику опьянения, ему казались едва ли не первобытной дремучестью. Но Исиде нравилась партнерша по заданию, поэтому он стойко терпел яства дикарской кухни.
— Это маки, — ставя поднос на кровать перед Чаком, почти торжественно объявила Сумико и, как обычно, начала объяснять, что это такое на самом деле. — Маки — это комбинация из риса с овощами, морскими гребешками, кусочком лосося, завернутым в листья водорослей кори. Очень вкусно и полезно для мужчин.
— Да? — удивился американец и, легко подхватив девушку за талию, усадил себе на бедра. — А мне что, это уже нужно?
— Что ты делаешь? — слабо сопротивлялась японка, одной рукой расстегивая пуговицы шелковой рубашки, прикрывавшей ее тело, другой направляя в себя возбужденное мужское естество. Наконец справилась и с первым, и со вторым, сбросила на пол рубашку. Негромко застонав, Сумико прикрыла глаза, медленно раскачиваясь; ее узкие, похожие на детские, ладони с тоненькими пальцами нежно поглаживали едва заметную грудь с крошечными сосками персикового цвета.
В отличие от своей партнерши, Чак Исида не закрывал глаза. Крепко сжав упругие ягодицы, он пялился в большое зеркало, висевшее напротив их кровати. В его отражении движения двух тел, густо покрытых змеиными аппликациями, воздействовали на подсознание сильнее любой, даже самой изощренной, порнографии.
Вскоре наступила развязка. От накатившей волны удовольствия американец выгнул спину, едва не встав на борцовский «мост», при этом еще сильнее прижимая к себе девичье тело; следом обессиленная японка, как тряпичная кукла, упала ему на грудь, содрогаясь, будто от удара электрическим током…
— В древние времена тебя бы сожгли на костре как ведьму, — наконец пришел в себя Исида и потянулся к тумбочке.
— Почему? — удивилась девушка, принимая из рук партнера зажженную сигарету. Это была одна из немногих слабостей, которые Сумико позволяла себе после акта любви.
— Ты подчиняешь себе не только тело мужчины, но и его душу. Он целиком и безраздельно становится твоим рабом.
— Вы — жертвы европейской цивилизации, — грустно и в то же время мягко улыбнулась японка. — Вся европейская психология построена на скорости. Вы вечно куда-то спешите; как голодные псы, все жрете и жрете, не понимая, что если ешь медленно, то быстрее наедаешься и не страдаешь от обжорства. И считаете, что если женщина пускает с экрана слюни и бормочет «шнеля, шнеля, дас ист фантастиш» — это и есть нирвана. На самом деле это всего лишь мираж, вспышка, позволяющая снять сексуальное напряжение. Вы торопитесь жить, вы многого достигли, поэтому скоро исчезнете. Бешено мчащийся круг времени сточит на нет клинок вашей цивилизации.
— А ваша цивилизация? — усмехнулся снисходительно Чак, при этом его глаза стали холодными и беспощадными.
— Восточные цивилизации развиваются медленно, но основательно, капитально. На века, на тысячелетия. Даже когда исчезнет ваша цивилизация и ее место займет арабская или негритянская, мы опять же будем существовать и развиваться. — Сумико Ясуда говорила ровным тоном, но так пылко, что у постороннего слушателя не возникло бы ни малейшего сомнения в справедливости слов этой маленькой и хрупкой девушки.
— Суми, — неожиданно перебил японку Чак; на ее фоне он выглядел великаном, огромным, мускулистым, и все ее слова о величии наций ему сейчас показались бравадой мыши перед тигром. — Когда все закончится, поехали в Штаты. — Он сделал умышленную паузу, чтобы было понятно: это не шутка. — Поженимся, у меня есть усадьба в Малибу, от родителей досталась. За аренду бунгало мне на счет капают хорошие деньги. Не будем продлевать договор, сами поселимся на берегу океана. Миллионы людей о таком мечтают до самой старости, а большинство и до смерти этого не имеют. Мы же все получим в расцвете лет.
В отличие от Чака, Сумико не стала выдерживать паузу, а ответила сразу:
— Я офицер секретной службы, меня к этой профессии готовили едва ли не с раннего детства. Стреляю из всех видов оружия, включая луки и арбалеты, имею черный пояс по джиу-джитсу. Чак, ты зря улыбаешься, я владею боевым разделом, и если потребуется, смогу убить даже такого буйвола, как ты. Кроме того, знаю международную юриспруденцию, пять иностранных языков. С тринадцати лет меня обучали законам якудза и искусству гейши.