Ад
Шрифт:
– Нигде, – Даша пожала плечами, – она берет работу на дом, набирает тексты на компьютере.
– Вот и посидите с ней рядом, когда она работает, помогите.
– Как же ей помочь? – удивилась девушка. – В четыре руки текст набирать, что ли?
– Вы можете ей диктовать, тогда работа пойдет быстрее, она не будет отвлекаться на то, чтобы разбирать чужой почерк. Помогите с домашними делами. Даша, если человек хочет помочь, он найдет, как это сделать. Главное, чтобы мама постоянно чувствовала, что вы рядом, что вы у нее есть, вы ее любите и дорожите
– Почти никогда, – Даша потупилась и призналась: – На самом деле совсем не гуляет. С ним сиделка гуляет или Юлька, сиделкина внучка. У нее с Дениской любовь.
– Даже так? Пусть Денис попросит маму погулять с ним. Пусть она почувствует, что ему приятно быть с ней, что он в ней нуждается. А ты сама себе одежду покупаешь?
– Ну да. Дядя Родик дает деньги, я иду и покупаю, что мне нравится.
– Почему бы тебе не попросить маму пойти с тобой и помочь выбрать что-нибудь?
– Да ну, вы что! – Даша невольно рассмеялась. – Она выберет, как же! Какой-нибудь прошлый век купит, она же в моде ни черта не смыслит, сама одевается как чучело, и меня так же оденет.
– Ничего, – голос Кирилла моментально стал холодным и металлическим, – пускай она выберет для тебя то, что ей нравится, а ты поблагодаришь и будешь носить. Если ты хочешь, чтобы с твоей мамой все было в порядке, тебе придется пойти на определенные жертвы.
Он встал и двинулся к выходу.
– Вы уже уходите? – огорченно спросила Даша.
– Да, мне пора. Ты дашь мне свой телефон?
– Конечно, – обрадовалась она. – Вы мне позвоните?
– Я бы хотел узнать, как мама. Все-таки она теперь почти моя крестница. О нашем с тобой разговоре ей не рассказывай. И вообще не говори, что я тут с тобой сидел. Привел маму и сразу ушел. И о том, что ты дала мне свой телефон и я буду тебе звонить, тоже не говори, ладно?
– Ладно, – согласилась она. – А почему нельзя говорить?
– Потому что неудавшиеся самоубийцы очень стесняются того, что они сделали. Не нужно им лишний раз об этом напоминать. Маме будет неприятно, что какой-то посторонний человек оказался в курсе ее беды и ее проблем. В общем, не говори – и всё. Мы с тобой будем общаться, но это будет нашим с тобой секретом, нашей маленькой тайной. Договорились?
– Договорились! – радостно подтвердила Даша.
– А этот мужчина, Кирилл, он… – начал было Камень.
– Ну! – радостно подхватил Ворон. – Он самый и есть, на этот раз я его как следует рассмотрел. Теперь уж ни с кем не перепутаю, как бы он ни переодевался и ни гримировался. Ну, мастер, ну, умелец! Одно слово – артист!
– И все-таки мне не верится, неужели можно так менять внешность при помощи одежды и грима? – недоверчиво сказал Камень.
– И еще как! – воскликнул Ворон. – Ты даже представить себе не можешь, какие чудеса они вытворяют.
– Значит, это Кирилл Тарнович спас Лелю от маньяка?
– Ну да. И когда грабитель у Любы сумочку вырвал, тоже
– А кавказец, который выручил Николашу, когда на него наехали?
– Вот тут врать не буду, – Ворон покачал головой. – Не узнал. Но вполне могу допустить, что это тоже он был. И тот мужик, который в день суда над Геннадием наблюдал за Романовыми, тоже он.
– Ну, это уж ни в какие ворота, – возмутился Камень. – Это не проходит.
Ворон нахохлился и сердито сверкнул глазками.
– Почему не проходит?
– Смотри сам: он сказал Даше, что ему сорок семь лет, правильно?
– Допустим, – осторожно согласился Ворон. – И что?
– Какой год это был?
– Две тысячи второй.
– Стало быть, он, – Камень на мгновение задумался, – тысяча девятьсот пятьдесят пятого года рождения. Или в крайнем случае пятьдесят четвертого. А суд над Геннадием был в каком году?
– Не помню, – буркнул Ворон.
– Зато я помню, – ехидно улыбнулся Камень. – В восьмидесятом. Выходит, ему было всего двадцать пять – двадцать шесть лет. А ты мне заливал про мужика под сорок. Так что не проходит никак.
– А вот и проходит! Тоже мне, великий математик выискался! – Ворон возмущенно закаркал, брызгая слюной. – Помнишь, я тебе говорил, что мне этот мужик напоминает того, который перед зданием суда сидел, только моложе? Помнишь?
– Ну, помню.
– Мы с тобой тогда еще голову ломали, как это может быть. А теперь все встало на свои места. Он же артист, он не только лицо может изменить и походку, он и возраст может добавить или убавить. Может, он вообще в какие-то моменты глубоким стариком прикидывался, вот я его и не замечал. Короче, голову тебе даю на отсечение, что это все он и был: и у суда, и с маньяком, и с сумочкой. Я тебе больше скажу, – Ворон понизил голос, – я его еще один раз видел, оказывается.
– Что значит: оказывается? – не понял Камень.
– Да вот то и значит. Помнишь, как Аэлла в ресторане увидела Родислава с Лизой и вызвонила туда Любу, а с ней какой-то кинодеятель познакомился и на просмотр в Дом кино утащил? Так это тоже он был.
– Что же ты раньше-то молчал?! – завопил Камень. – И как тебе только не стыдно? Знал – и молчал?!
– Да я только сейчас узнал, – принялся оправдываться Ворон. – Он же все время переодетый и загримированный, все время прикидывался, а сегодня он был натуральный, как есть от природы, и тогда в ресторане он тоже был натуральный.
– Ты смотри, как любопытно получается, – задумчиво проговорил Камень, который мгновенно перестал сердиться на друга и переключился на анализ ситуации. – Тогда, в ресторане, он фактически спас Родислава от семейного скандала, а Любу – от стресса, вызванного неверностью мужа. Он же не знал, что у них договор и Люба про Лизу все знает, вот и пытался защитить их обоих. Интересно, зачем? Зачем он все время вмешивается в жизнь Романовых и спасает их?
– А теперь еще и в жизнь Лизы, – добавил Ворон. – Лизу-то он тоже спас. Это уж совсем непонятно.