Ад
Шрифт:
Она смолкла, прислушиваясь к тому, что говорил ей Беловод.
— Нет, нет! Все нормально. Роман тоже здесь. Волнуется. — Лялька блеснула на меня своими фиолетовыми глазищами, которые в полутьме казались совсем черными. — Ой, ну что же вы никому ничего не сказали? Хоть бы к нам в студию позвонили… Что?..
Лялька изумленно вздернула брови и снова посмотрела на меня.
— М-м-м… Хорошо… Найду, обязательно найду… Да, до утра… Нет, нет, никуда не пойдем. Да и на работу от вас ближе… А вы видели, что над городом сегодня творилось? Видели?.. Да…
Лялька задумчиво и как-то осторожно опустила трубку на рычаг старенького аппарата.
— Вам привет, Роман Ефимович, — произнесла она в пустоту.
Я прислонился к косяку.
— И больше ничего?
Лялька молчала.
— Где он, спрашиваю? Ведь это Вячеслав Архипович был?
— Да. Дядя Слава. — Лялька словно очнулась и посмотрела на меня. — Он у своего заместителя, Лохова. Делают срочные расчеты.
Я почувствовал облегчение и какое-то яростно-веселое раздражение.
— Краса-а-а-вец. Гений духа и разума. Если бы у Вячеслава Архиповича еще и денежки водились, я бы добавил: их, богатых, не поймешь.
— Вот и я не понимаю, — жалобно прошептала Лялька, и у меня почему-то защемило в груди.
— Чего ты не понимаешь, Ляль? — тихонечко, чтобы не вспугнуть ее, спросил я.
— Разговаривал дядя Слава как-то не так, как обычно. Медленно, что ли. И когда я ему про кражу рассказывала, у меня возникло такое ощущение, что он уже про все это знает. Не было в его голосе заинтересованности какой-то, что ли… Да и про свет над городом он ничего не расспрашивал… А раньше бы!.. Ромка, — внезапно всхлипнула она, — мне страшно.
На меня нахлынула такая горячая волна чего-то нежного-нежного, что я даже захлебнулся.
— Ляль, Лялечка, — боязливо притронулся я к ее плечу, — Лялечка, успокойся. Все мы устали за вчерашний день, переволновались. Ну, заработался старик! Такое дело… Ты же его знаешь. Если он что-то в голову себе втемяшит, то пусть хоть Гременец провалится, он не заметит. Успокойся.
Я произносил тихие, ласковые слова и чувствовал, что не прав: Беловода я знал как исключительно чуткого старика, который отдаст все свои изобретения ради покоя близкого — да и не только! — человека. Наверное, именно поэтому он так и не женился. Серьезные занятия сначала наукой, потом — политикой, и снова — наукой не способствовали появлению домашнего уюта. А половиниться Вячеслав Архипович не умел. Вот и кредо его звучало так: «Бери все не себе, а на себя!» И в этом они были очень близки с Тамарой Гречаник. Впрочем, Лялька тоже все это знала. Кроме последнего.
Лариса на какое-то мгновение прислонилась ко мне, и ощущение близости другого человека легонько сдавило мое сердце. Этого чувства я не испытывал уже давно. Потом она выпрямилась и снова стала хоть и обеспокоенной, но сильной женщиной. А я — крайне растерянным и уставшим мужчиной.
— Ладно. Может, ты и прав. Но вот чего я вообще не понимаю, так это того, какие такие фотографии обещал передать тебе Вячеслав Архипович?
Настала моя очередь удивляться и не понимать.
— Фотографии?
— Именно. Вячеслав Архипович сказал: «Передай Роману те фотографии, на которых мы втроем рассматриваем чертежи прожекторов. Я ему обещал». Каких таких прожекторов? Когда это мы рассматривали их втроем? Не помню. А вы, Роман Ефимович?
Я пожал плечами. Ничего такого Беловод мне не обещал. Да и разработкой прожекторов я никогда не интересовался. Ни втроем, ни поодиночке.
— Может, он что-то напутал? Последний раз мы фотографировались с ним, если я не ошибаюсь, года три назад.
— Вот и я говорю: что-то здесь не то. Как-то странно «перетрудился» дядя Слава.
— Прожектора, прожектора, — пробормотал я. — Нет, не помню. Хорошо, завтра, вернее, уже сегодня Беловод появится, тогда и разберемся.
Помолчали, ощущая напряжение неловкости, которое внезапно возникло между нами. Я прокашлялся.
— Послушайте, Лариса Леонидовна, а нельзя ли еще раз просмотреть те бумаги, которые вы мне с Дмитрием Анатольевичем показывали?
Лариса сникла:
— Понимаешь… Понимаете, Роман Ефимович, Дима вам не очень доверяет, и мне бы не хотелось, чтоб вы смотрели документы без него.
— Так разбудите! Ведь словно сурок спит. Будто у нас дела идут распрекрасно, а Вячеслав Архипович находится в соседней комнате.
Лялька вспыхнула:
— Я уже объясняла; у него был трудный день.
— Ну, конечно. У вас он был легкий…
— Что ты понимаешь! Днем у нас были съемки, потом — эти документы, а вечером — вспышки над городом и Диме, как руководителю местных уфологов, нужно было срочно собрать и хоть немного проанализировать всю эту информацию. Сам же слышал, как он до полуночи названивал…
— В твоем перечне пропущено два существенных факта: кража у Беловода и его исчезновение. Для близких Вячеславу Архиповичу людей это должно перевешивать все другие игрушечные дела.
— Игрушечные?! Дмитрий проводит большое исследование, которое…
— Войдет в число самых великих достижений мировой мысли и прославит имя Дмитрия Анатольевича. А заодно и имя его жены…
— Дурак!
— От дурехи и слышу!..
Вот так и поговорили. Интеллектуально и содержательно. Дмитрий так и не проснулся, а я, на ходу заправляя рубашку в джинсы, побрел к своей родненькой гостинице, где не появлялся уже около суток. Даже кофе так и не выпил.
Небо на востоке чуть посерело, и поэтому темнота в парке, через который я пошел, свернув с набережной, была особенно насыщенной. Хоть на куски ее режь. Воздух пахнул речной влагой, акациями и гаснущими звездами. В черной листве притаился воркочущий ветерок, ожидающий, словно первобытный змей, свою Еву. Впрочем, Ева была на месте… И вместе, кстати, с Адамом.
На огромной, дизайна пятидесятых годов, скамейке, обнявшись, сидело двое. Я, вынырнув из кустов позади их, уже решил тихонечко исчезнуть, но голоса вдруг показались мне знакомыми, и поэтому я настороженно замер.