Адам, Последний человек
Шрифт:
– Правую на лоб, – рявкнул Дарвин.
Людмила начала беспорядочно менять руки, но не могла вспомнить, где право, где лево, и, окончательно запутавшись, закрыла ладонями лицо и заплакала. Проплакав минуту и поняв, что вокруг ничего не происходит, Людмила с опаской опустила руки и увидела, что только что грозно рычащий тиран сидит перед вентилятором и пытается своей неуклюжей лапой переключить скорость вращения. Догадавшись по прекратившимся всхлипываниям, что она уже в порядке, пес бросил взгляд в ее сторону и опять вернулся к своему вентилятору.
– Можешь одеваться, – сказал он после короткой паузы тоном, каким говорят врачи своим пациентам после осмотра.
– И
– Правильно соображаешь, – опять съехал на вульгарный тон хвостатый небожитель, – но ангелу-хранителю имени не положено, и…
– Так вы мой ангел-хранитель?! – забыв про все, радостно захлопала в ладоши и запрыгала на месте Богданова.
– Во-первых, не дергайся, во-вторых, не твой, – довольно грубо, но снисходительно осадил ее бывший Дарвин.
– А где же мой?
– На курсах повышения квалификации, и я пока буду вместо него.
– А вы тогда чей же?
– О-о-о, – сказал пес, выпрямившись и гордо подняв голову. – Я веду человека, который, возможно, станет твоей судьбой и даже, может быть, судьбой всего человечества.
– И как же вы его оставили и живете здесь, у меня? А вдруг…
– Спокойно, Маша, я Козловский…
– Дубровский, – мягко поправила его «Маша».
– Мы, хранители, можем одновременно находиться в разных местах, – гордо заявил Дарвин, пропустив мимо ушей Людмилино замечание.
– Это уже что-то из области квантовой механики, – восторженно прошептала бывшая отличница по физике доктор Богданова, глядя, как состоящее, по всей видимости, из чистых квантов и кварков существо пытается укусить блоху, вероятно бегающую по его пузу. – И пожалуйста, перестаньте чесаться, я ведь вам купила самое хорошее средство от блох и ошейник от разных паразитов – немного раздраженно добавила она.
– Так-то оно так, – согласился Дарвин, – это просто фантомные боли. Ты же докторша, должна понимать, что когда больному руку целиком оттяпывают, ему иногда кажется, что у него на этой руке пальцы болят. А меня эти дармоеды, пока я на улице жил, совсем изжевали. У них ведь завтрак плавно переходит в обед, а обед в ужин, поэтому мне все время кажется, что они решили немного перекусить между главными блюдами.
– Ну ладно, бог с ними, с блохами, – махнула рукой Людмила, – все-таки, пожалуйста, я вас очень прошу, объясните мне, что и зачем здесь происходит, пожа-а-а-алуйста, – жалобно попросила она, сложив молитвенно руки на груди и театрально закатив глаза.
– Хорошо, уговорила, – сжалился квантовый Козловский-Дубровский, – только халат надень, а то замерзнешь.
Только сейчас Людмила вспомнила, что стоит посередине комнаты в одних шлепанцах, и, уже не суетясь, царственно проследовала в ванную.
– Богиня, – с восторгом и гордостью пробормотал ей вслед ценитель женской красоты.
Когда она вернулась в комнату, ангел, все еще в собачьем облике, наконец подцепил на зуб воображаемую блоху и пребывал в хорошем настроении.
– Поставь-ка музыку, – сказал он, – лучше всего что-нибудь в стиле раннего барокко, я от него улетаю, особенно это адажио Джадзотто…
– А я его даже не слышала, – честно призналась Людмила.
– Да слышала, только вы его по-другому называете, но это не важно. А знаешь, – вдруг разоткровенничался Дарвин, – если ангела запереть в комнате с видом на помойку и включить по телевизору концерт
– А я думала, что ангелы не умирают, – искренне удивилась Богданова.
– Я сказал скукожится, а не окочурится, – немного раздраженно уточнил он, акцентированно проговорив оба понятия. – Скукоживание – это процесс превращения ангела во что-то наподобие стручка, при этом его всегда можно откачать, показав что-нибудь красивое или включив музыку. А окочуривание… – он вздохнул и сделал паузу. – Это уже по вашей части. Ладно, хватит мазать манной кашей, пора тебя просветить. Только обещай…
– Я согласна, а руки как держать? – заторопилась Богданова. Она вскочила с дивана и начала развязывать пояс халата.
– Халат на место, руки в карманы, на диван сесть, рот закрыть, – по-сержантски скомандовал поклонник раннего барокко. – В правом кармане печенину чуешь? – моментально сменив солдафонский тон на заигрывающий поинтересовался он.
– Да, – робко ответила Богданова, нащупав в правом кармане халата овсяное печенье.
– Ну, давай сюда, это поможет мне окультурить предстоящее выступление.
Быстро съев печенье, он опять строго посмотрел на Людмилу, а потом на карман халата. Богданова отрицательно покачала головой.
– Ну ладно, тогда начнем. От тебя требуется: раз – молчать, два – верить каждому моему слову, три – вопросы потом, и только не касающиеся того, что я сейчас скажу, понятно?
– Согласна, – ответила Богданова.
– Понятно?!! – он повысил голос.
– Понятно…
– То-то же. Итак, вся эта хе… е… ну, как ее там, а, ситуация, тьфу… Одну минуту, – извинился он и, глубоко вздохнув, напрягся, как бодибилдер на соревнованиях. Глаза его засветились странным синим светом, он откашлялся и начал опять: – Ты, рожденная человеком и от человека, на самом деле являешься первой женщиной, не рожденной, но сделанной из ребра Адамова. Ибо первородство не является телесным состоянием в том времени, которого ты пока не знаешь, где прошлое, настоящее и будущее могут существовать сейчас, как один твой вздох. И все, что происходило с тобой последнее время, результат того, что я должен был в этом удостовериться. Единственное, что сейчас отличает тебя от других женщин, это то, что у тебя нет пупка.
– Ну, вообще-то, он у меня есть… – положив руку на живот, робко запротестовала Богданова.
– Молчать! – рявкнул ангел. – То, что ты когда-то сделала пластическую операцию, меня не волнует. Его у тебя нет!
Способность увидеть наличие удачно проведенной пластики и осведомленность бывшей дворняжки, пусть даже спустившейся с небес, о таких подробностях ее прошлой жизни, поразила Людмилу. Она открыла рот и утвердительно закивала головой.
– Рот закрыть! – последовала команда. – И второе, наверное, самое главное. Войдя в новый для тебя мир, ты должна беспрекословно подчиняться всем моим указаниям и не пытаться проявлять инициативу, способную изменить предопределенный судьбой ход событий. В итоге ты встретишь своего Адама перед вратами, ведущими в Вечность, и будет в руках его звезда, и свет надежды будет нести он людям. И потом, если удастся ему совершить начертанное судьбой и дойти до края сущего, то там, стоя на грани Всего и Ничего, решите вы с ним свою судьбу и судьбу всех сейчас живущих и еще не рожденных, так много будет зависеть от вас. А до того времени живи так, как жила раньше, и не пытайся ничего менять в своей жизни, пока я опять не приду к тебе, и не скажу: пора! А сколько времени до этого пройдет, не знает никто, даже… Но об этом тебе пока рано.