Адель и 40 оборотней
Шрифт:
— Не знаю, — сказала я. — Я уеду, если ты хочешь. Но вот не вмешиваться совсем, я обещать не могу.
У меня даже были кое-какие мысли.
Во-первых, если дойдет до суда, то он традиционно будет проходить в Ардене, подобные дела решаются там. А это сутки езды от Дорноха. Я смогу приехать.
Во-вторых, я буду рассказывать всем, как Олин, рискуя жизнью, закрыл гробницу и спас всех. Пусть все знают. Возможно даже, смогу довести это до газет — это ведь действительно важное событие. Если общественность будет на стороне Олина, его не смогут осудить слишком строго. Пока не знаю, как у меня это получится… Надо поговорить с Нико, у него, наверняка, есть связи и понимание, как это делается. И даже если Нико не захочет ввязываться в это сам, то сможет подсказать… Я очень надеюсь. Я уеду, если Олину так будет действительно проще, здесь я вряд ли смогу помочь чем-то. Но я не останусь в стороне.
— Не надо, Дел…
— Я взрослая девочка, — сказала, как можно более твердо. — И сама знаю, что делаю.
И руки как-то сами собой, почти неосознанно, потянулись расстегивать пуговички на его рубашке. Да почему бы и нет? Мы здесь одни, где-то совсем на отшибе, где никто не ходит…
— Дел… — он хотел еще что-то сказать, но я качнула головой. Не стоит.
Тогда Олин просто поцеловал меня. Обнял совсем иначе, не как ребенка, которого надо успокаивать, а как женщину… ноздри дрогнули… его ладонь скользнула по моей ноге. И уже в следующее мгновение, я не успела опомниться, как он уложил меня на траве.
— До завтра у нас ведь еще есть время? — сказал он, заглядывая мне в глаза, словно спрашивая разрешения.
— Думаешь, провести его с пользой? — не могла не улыбнуться я.
— Есть такая мысль, — сказал он довольно.
Я обнимала, зарывшись пальцами в его волосах, таких мягких… а вот подбородок колючий, щетина отросла.
— У тебя подбородок колючий, — сказала я.
— Хочешь, я сбегаю побреюсь прямо сейчас?
Балбес. Смеется.
Я его не отпущу. Я добралась до последней пуговички, влезла ладонью под ремень, уже уверенно.
— У нас не настолько много времени, — и потянула его к себе.
Ни о чем не жалеть…
Глава 29. Дорога домой, волчье чутье и мысли о разном
— Я бы не стал, — Нико задумчиво тер подбородок. — Тебя выпрут из Дорноха, найдут к чему придраться. Просто сделают так, что ты завалишь очередной экзамен, это не сложно.
— Но я не могу просто сидеть и смотреть.
К Нико я забежала после завтрака, почти тайком. Не хочу, чтобы Олин знал о моих планах. И пока он пошел решать какие-то свои дела, я забежала к Нико, узнать, как лучше устроить с прессой.
— Не торопись, — сказал Нико. — Давай мы сначала поймем, насколько серьезные будут обвинения. Если Косак отделается понижением в звании и переводом в другую часть, да пусть даже годом каких-нибудь исправительных работ, то это не стоит твоей сломанной жизни. Он потом сможет все наверстать, а вот ты в Дорнох уже не вернешься.
Справедливо, наверно… Я не знаю.
— А если обвинения будут серьезными? Чем это может грозить? Тюрьма?
— Вероятно…
Нико вздохнул. Видно, что говорить ему не очень хотелось.
— Нико! — потребовала я. — Мне нужно знать!
— Преднамеренное убийство, — сказал он. — Не думаю, что до этого реально дойдет, но мне озвучили именно такую версию. И тогда это смертная казнь.
У меня разом все оборвалось внутри.
— Нет… Как такое вообще может быть?
Это не укладывалось у меня в голове.
— Косак не дал ему запереть гробницу, заставил зайти внутрь, зная, что страж потребует человеческих жертв. У него была договоренность с вейрами, они мага не любили и желали его крови.
— Нет, Олин не мог!
Хуже всего, что даже я на мгновение усомнилась. Но лишь на мгновение.
— Не смотри на меня так, Дел, это не я придумал. Вот если дело дойдет до таких обвинений, то, думаю, можно попробовать с прессой. Хотя, не уверен, что поможет… и готовься тогда искать другую профессию.
Я качнула головой. Жизнь важнее всего, и если действительно дойдет, я сомневаться не буду.
— А Олин знает? — спросила я. — Про обвинения?
— Конечно. Ему следует знать.
Мне как-то даже нехорошо было. Знать, что тебя обвиняют в таком и… Но ведь что-то можно сделать?
Не торопиться? Главное, чтобы не было поздно.
Если понизят в звании — это ведь не так страшно? Нико знает, о чем говорит, он сам пережил понижение и перевод… хотя в его случае все немного иначе…
— Слушай, а можно спросить тебя? — наверно, это неважно сейчас, но… — А за что тебя самого заслали сюда? Рута говорила из-за женщины.
Нико как-то вдруг разом подобрался.
Какое-то время барабанил пальцами по столу, словно раздумывая — отвечать или нет.
— Из-за женщины, — согласился, наконец, вздохнул. — И за убийство. Абсолютно преднамеренное.
Я видела, что говорить ему тяжело.
— Ты с кем-то подрался?
Он фыркнул с сарказмом.
— Можно сказать и так. Подошел и свернул шею, — он поджал губы, зажмурился на мгновение. — Со мной все не так, Дел. Если бы я не был сыном своего отца, меня пристрелили бы там на месте, даже не разбираясь. Я, честно говоря, даже готов был, что пристрелят. Нервы сдали. Полковнику нашему шею свернул. Голыми руками. Правда потом эти списали на несчастный случай.
Он смотрел не на меня, а куда-то в сторону. И, судя по всему, тоже ни о чем не жалел.
— За что? — тихо спросила я.
— Из-за женщины, — с усмешкой пожал плечами Нико. — Ему нравились молоденькие девочки. Причем, его совершенно не интересовало, нравится ли он им, — вздохнул. — Дел, извини, я не хочу обсуждать, это мое личное дело. Ладно?
— Извини…
Он качнул головой.
И как-то вдруг улыбнулся.
— А ты знаешь, что твой Олин тоже не в первый раз делает все по-своему? Он сам не расскажет, мне знакомые рассказывали, как все было. Как он сетью получил, знаешь?