Адепт Грязных Искусств
Шрифт:
— Эй! Пошёл ты, шерстяной придурок! — возмутился он. — Лучше пусть Рэй теперь воздух освоит. Для этого надо дышать правильно, из живота, вот отсю-у-у-уда…
Болтовню Хиннигана прервал тихий стук в дверь.
Я мгновенно вскочил, но огонь убрать не успел.
В зал вошёл Бернард с керосиновой лампой в руке.
Его взгляд тут же упал на мою руку.
— Поздравляю, — сказал он. Потом посмотрел мне в глаза и добавил: — Доктор Сильвер вернулась, её автокэб подъехал к воротам. Нужно срочно возвращаться в карцер, мистер Ринг. —
Чертыхнувшись, я тряхнул правой рукой, и огонь погас.
Пришлось заканчивать тренировку.
— Ладно, парни, — кивнул я Хиннигану и Дарту. — Отличный показали бой, воробей и кошак…
Они переглянулись и усмехнулись друг другу.
Я отдал ключ от зала Дарту и под конвоем Бернарда отправился досиживать свой срок в карцере.
Пока мы шли до чердака западной башни по пустынным коридорам и лестницам школы, Бернард не проронил ни слова. Пару раз я порывался заговорить с ним, но он, как всегда, сразу же обрывал меня.
Поднявшись на самый верх по винтовой лестнице, камердинер всё-таки произнёс кое-что важное.
Сначала он открыл передо мной штрафную камеру, потом дождался, когда я туда войду, и перед тем, как захлопнуть дверь, протянул мне лампу. Потом вынул из кармана пиджака маленький самодельный конверт. Без подписей и обозначений.
— Это от Хлои, — сказал Бернард. — Она сделала записи по моей просьбе.
Кивнув мне на прощание, камердинер закрыл камеру.
Я снова остался один. С конвертом и лампой в руках.
Даже от конверта Хлои несло цветочным ароматом.
Я поставил лампу на нары, поднёс бумагу к носу и вдохнул глубже.
Вот какого чёрта, спрашивается, я это сделал?..
Воображение мгновенно нарисовало передо мной медсестру, в коротком халате, с улыбкой на пухлых матовых губах. В полумраке было особенно легко представить, как Хлоя подходит ближе, проводит пальчиком по моей груди, касается ремня брюк и шепчет: «Покажите, где у вас болит, мистер Ринг?..».
— Эй, завязывай, — шепнул я сам себе и нахмурился.
Похоже, мои фантазии начали жить своей жизнью.
Кашлянув, я вскрыл конверт и достал сложенный вдвое плотный лист. На нём я ожидал увидеть всё, что угодно, но только не то, что увидел.
Лист пестрел схемами рун.
Они были выведены голубыми и красными чернилами. Хлоя рисовала их своей собственной рукой, торопливо выводила линии и, скорее всего, очень спешила.
Я уселся на нары, подтянул лампу ближе и принялся изучать рисунки. Насчитал их тринадцать штук. Восемь голубых рун Хлоя обозначила размашистой припиской: «Лечебные». Красные руны шли под надписью «Атакующие». Их было пять.
Естественно, мой взгляд зацепился сначала за атакующие руны.
Серыми чернилами Хлоя написала их названия.
Слепая руна
Что это такое, долго
Сильная успокаивающая руна
Да, она так нелепо и называлась. Зато всё было понятно сразу. Наверняка, эффект от неё достигался примерно такой же, какой я получил от «сиропа» — больничной смеси, что вколол мне доктор Шеридан, когда я приходил к Ребекке. Притупление внимания, равнодушие, заторможенность и одновременно эйфория.
Сонная руна
Видимо, речь шла о руне, которую использовал Купер, когда усыплял водителя угнанного автокэба в Лэнсоме. Неплохая, кстати, штука. Полезная.
Руна телесного наслаждения и обострения желания
Эй, а вот сейчас я не понял. Она тоже относится к атакующим? Хотя… жертву из строя она выводит почти мгновенно. И сей прекрасный эффект мне тоже посчастливилось ощутить на себе.
Руна смерти
Ну тут всё понятно. Приписка Хлои гласила однозначно — «Рисуется раз в жизни, не действует на хозяина рунного адепта!!!».
Просмотрев атакующие руны, я пробежался глазами и по лечебным.
Их названия тоже говорили сами за себя: руна обезболивания, остановки кровотечения, обеззараживания, восстановления кожных покровов, сращивания костей, снятия напряжения, снятия стресса, снятия симптомов отравления токсическими веществами.
Хорошо, что эти руны теперь мог использовать и я. Плохо, что их нельзя применять на самом себе. Зато можно на других, что тоже не помешает.
В итоге всю оставшуюся ночь я рисовал руны.
Чертил, чертил, чертил…
Как только начинала ныть кисть правой руки, я переходил на левую. Мерцающие рисунки появлялись в полумраке карцера и исчезали по взмаху руки. И снова я повторял их и повторял. До изнеможения, до автоматизма.
Потом убрал листок со схемами и принялся рисовать уже по памяти. Получилось не сразу, да куда уж там… далеко не сразу. Раза с пятидесятого я смог повторить сонную руну, раза с сотого — слепую. А уж с сильной успокаивающей руной я провозился не меньше двух часов кряду.
Оставшиеся силы потратил, чтобы хотя бы мало-мальски изучить и лечебные рисунки. Единственной руной, на которую я истратил меньше всего времени и кодо, стала руна наслаждения. Она далась мне легко, раза с третьего, и её схема оказалась самой простой из всех.
Время уже приближалось к утру, когда керосин в лампе сгорел, и карцер снова погрузился в кромешную темень.
Я спрятал лампу за унитаз. Сложил листок со схемами и конверт, сунул их во внутренний карман пиджака и наконец позволил себе немного передохнуть.