Адептус Астартес: Омнибус. Том I
Шрифт:
Из рядов вышел капеллан Зофал и, раскачивая розарием, встал рядом с Амитом.
— Мы — воплощение мести, — капеллан начал Морипатрис, мессу рока. Его слова подействуют на тех Расчленителей, которые более не могли сдерживать свой гнев. Он поприветствует их в рядах Роты Смерти, где они, наконец, обретут покой.
Амит не сводил глаз с пола, пока Зофал проводил мессу, мысленно спрашивая себя, скольких воинов он лишится из-за зова Жажды. Его пульс участился, когда катехизис капеллана взбудоражил сердце убийцы, и на краткий миг Амит подумал, что на этот раз именно ему судилось облачиться в черные доспехи смерти.
Изрытые шрамами противовзрывные
Из «Виктуса» вырвалось семь кораблей, сполохи их двигателей затерялись среди тысяч эмиттеров и мигающих сенсоров, исследующих бронированное покрытие корабля-родителя: три «Громовых ястреба», приземистых танка, которые летали, казалось бы, вопреки своей угловатой конструкции, и четыре меньших, более хрупких «Грозовых орла». Все они, за исключением одного, были выкрашены в багрово-пепельные цвета. Корпус последнего «Грозового орла» был столь же черным, как окружающая его пустота, и в нем находились те, кого избрала Жажда.
Крыло боевых кораблей на полной скорости направлялось к четвертой планете. «Грозовые орлы» плотным строем прикрывали незащищенные фюзеляжи более крупных «Громовых ястребов», проносясь сквозь обломки флота орков. К резким вспышкам турболазеров добавилось мерцание лазерных пушек, когда боевые корабли начали прокладывать путь сквозь поле обломков. Пилоты легли на самый короткий курс к миру, сокрушая тупыми носами небольшие препятствия, по корпусам непрерывно колотили осколки и затвердевшая космическая пыль, оставляя на верхних броневых плитах свежие царапины.
Скаут Кассиил поморщился и потянулся к магнитной подвеске, внутренне напрягшись, когда вокруг него задрожал корпус «Ярости Ваала».
— Здесь нет подвески, парень, — сказал неофиту брат-сержант Асмодель. — Тренировка окончена. Пора стоять на своих двух.
Выговор заставил Хамиеда довольно хмыкнуть. Он сидел напротив Кассиила в «Громовом ястребе», водя зазубренным клинком по испещренному серебряными прожилками точильному камню. Это должно было стать последним заданием Хамиеда перед вступлением в ряды полноправных боевых братьев. Скаут-ветеран уже приобрел некоторую схожесть со своим прародителем. Его некогда темная кожа побледнела, глаза стали пронзительно-синими, столь часто встречаемые у братьев ордена, а коротко подстриженные волосы начинали светлеть. Хамиед бросил на Кассиила холодный взгляд, его глаза казались куда беспощаднее, чем сжатый в руке клинок.
Кассиил подавил рык, но заставил себя опустить взгляд. Из всех новоприобретенных даров привыкнуть к Жажде оказалось сложнее всего. Его пульс никогда не успокаивался, сердцебиение остальных громом отдавалась в ушах. Он представил, как бьет Асмоделя лицом о переборку и треск ломающейся кости, когда вгоняет локоть в череп сержанта.
«Пусть в груди твоей воцарится мир, и прибереги гнев для болтера».
В мыслях Кассиила, словно успокаивающий ветерок, пронеслись слова капитана Акрасиила. Магистр рекрутов произнес их после того, как оттащил его от глотки другого неофита Кровавых Ангелов. Те три минуты в дуэльных клетях стоили ему многих часов покаяния.
— Даже не знаю, — произнес Мелехк, указав на тяжелый болтер, который он держал. — Некоторое оружие полезнее другого.
Кассиил ухмыльнулся, обрадовавшись хоть какому-то отвлечению.
Мелехк куда лучше заботился о своем оружии, чем о плоти. После боя
— Что скажешь, Изаил? — спросил массивный скаут у пятого и последнего члена отделения.
Изаил промолчал, погруженный в задумчивое молчание.
Кассиил заметил, как Мелехк прищурился. Он ненавидел Изаила всеми фибрами души. Двое скаутов состязались за место заместителя Асмоделя, которое пока занимал Хамиед, а с его скорым уходом вражда братьев только усилилась. Кассиил окинул их взглядом. Они отличались, как лед и пламя. Мелехк был широкоплечим и импульсивным, Изаил же отличался худощавым телосложением и расчетливостью. Во время последнего задания Мелехк сплотил запаниковавших Каритианских ополченцев и укрепил линию обороны. Изаил сделал то же самое чуть дальше в окопах, но если Мелехк говорил о долге и чести, возбудив в ополченцах пламенную ярость, то Изаил убивал людей до тех пор, пока они не поняли намек и не вернулись в строй.
Еще один пассажир «Громового ястреба» неподвижно стоял перед спусковой рампой. Пусть Григори последним взошел на борт боевого корабля, но покинет его первым. Его громадные плечи перекрыли в ширину весь транспортный отсек. Каждый зубец многометровых эвисцераторов, сжимаемых в руках, был вдвое крупнее человеческой головы, но воин словно не чувствовал их тяжести. Адамантиевый корпус Григори покрывали пергаментные свитки и строчки золотых письмен. Он был багровым монументом славы Ваала. Кассиил почтительно посмотрел на него. Сложно не чувствовать себя крошечным и незначительным в присутствии дредноута. Почитаемый герой ордена, Григори сражался вместе с Амитом на самой Терре и сразил десятки архиврагов в последние дни Великой войны.
— Думай о настоящем, неофит, — сказал Асмодель.
Несмотря на слова сержанта, мысленно Кассиил продолжал возвращаться к павшему космическому десантнику, чье генетическое семя вживили в его собственное тело. В каких великих войнах ему довелось участвовать? Сколько жизней он отнял? Какая судьба постигла его? Заслуживал ли он, Кассиил, владеть подобным наследием?
Пять минут до вхождения.
Обновленный статус багрянцем мигнул на ретинальном дисплее Манакеля, сидевшего в «Копье Сангвиния». Воин поерзал, чтобы приспособиться к слабому изменению в гуле, когда корабль приготовился к вхождению в атмосферу. Почти вот уже десять лет «Грозовой орел» нес в бой его вместе с собратьями-штурмовиками. Плавные изгибы боевого корабля стали для него такими же родными, как урчание силовых доспехов.
— Приготовиться, — голосовые связки Манакеля были разрублены орочьим ножом, и его слова хрипом донеслись из механического вокализера. Он почесал змеящийся по горлу шрам, злясь на мучительную пародию своего бывшего голоса, и магнитно закрепил шлем.
— Я — мщение Его, а Он — щит мой, — Манакель покрутил в руках цепной меч брата-сержанта Серафима и, следуя ритуалу, прижал острие его лезвия к палубе. Тот же орк, который лишил Манакеля голоса, убил Серафима, вырвав из его груди основное сердце. Так седьмое отделение перешло под его командование. — Мы принесем погибель врагам Его, как Он несет избавление душам нашим.