Адмирал Империи – 33
Шрифт:
Голос царя становился все слабее и невнятнее, так что Птолемею приходилось буквально угадывать слова по беззвучному шевелению посиневших губ. Тем не менее, Граус впитывал в себя каждый хриплый шепот монарха, словно губка, чутко внимая сокровенным излияниям своего повелителя.
– Пожалуй, из всех сановников и космофлотоводцев ты бы смог занять трон… – из последних сил прошелестел император.
На какой-то миг Граус потерял контроль над собой, едва не застонав от пронзившей все существо сладостной судороги. Он затаил дыхание, чуть ли не физически упиваясь блаженством только что услышанного признания. Оно стоило десятка пышных церемоний коронации и сотен верноподданнических
Но не успел первый министр, охваченный почти религиозным экстазом, насладиться свалившимся на него триумфом, как император безжалостно вернул его с небес на землю. Даже теряя последние крохи сил, он умудрился спустить мечтательного царедворца с облаков иллюзий и указать ему на незыблемые политические реалии:
– Но ты не имеешь достаточного авторитета, – безжалостно резюмировал Константин между тем. Слова монарха подействовали на него как ушат ледяной воды, заставив очнуться и прийти в себя. – Чтобы удержать власть над всеми ста тридцатью пятью звездными провинциями Российской Империи, – продолжал шептать император, глядя на застывшего в почтительном полупоклоне первого министра пристальным, испытующим взглядом угасающих глаз. – Поэтому…
Государь закатил глаза и на несколько секунд замолчал. Его изможденное страданиями лицо исказила мучительная гримаса, словно от невыносимой боли. Казалось, каждый новый вдох дается ему с нечеловеческим трудом, раздирая грудь раскаленными добела крючьями. Но даже сейчас, на пороге небытия, Константин Александрович изо всех сил цеплялся за ускользающую нить разговора, стремясь передать своему первому министру какую-то чрезвычайно важную мысль.
– Поэтому я и прошу тебя об услуге… – наконец прохрипел он, с трудом шевеля пересохшими, потрескавшимися губами. В помертвевших глазах монарха в этот миг читалась такая невыразимая мольба, что Птолемей невольно содрогнулся всем телом. Он вдруг с пронзительной ясностью осознал: сейчас перед ним лежит не всесильный император, чьим капризам обязана потакать вся вселенная, а обычный смертный, отчаянно цепляющийся за последнюю надежду обрести покой и смысл в преддверии неминуемого конца.
«Это скорее не услуга, а преступление, за которое последует неизбежная расплата, – мелькнула вдруг в голове Грауса крамольная мысль. – Вы Ваше Величество просто прикрываетесь словами о недостойных трона, лишь затем, чтобы в обход всех законов продолжить собственную династию любой ценой».
Однако первый министр, разумеется, не позволил себе озвучить столь опасные суждения вслух. Вместо этого он принял предельно почтительный вид и, склонившись к самому лицу умирающего царя, произнес вкрадчивым тоном, стараясь, впрочем, не допускать и тени заискивания:
– Почему именно цесаревич Иван Константинович? Ведь он же самый младший из ваших наследников… Если даже отставить в сторону законность такого шага, как передача власти в обход Сената, то есть же более очевидные кандидатуры. Взять хотя бы вашего старшего сына Артемия Константиновича – куда более легитимный вариант в глазах двора и подданных. Или на худой конец княжну Таисию Константиновну – как мы знаем, она уже успела блестяще проявить себя на войне и, несмотря на юный возраст, показала недюжинный талант космофлотоводца… Так почему же не они, а именно восьмилетний ребенок?!
Произнося это, Птолемей исподтишка внимательно следил за реакцией императора. Он ожидал вспышки гнева или по меньшей мере раздражения в ответ на свою дерзость. Но, к его немалому удивлению, Константин Александрович выслушал возражения своего советника с олимпийским спокойствием. Более того, на бескровных губах монарха даже промелькнула тень одобрительной усмешки.
Видимо, почувствовав некоторое замешательство Грауса, царь с трудом приподнял руку, призывая того к молчанию. Жестом этим он словно желал показать: мол, не тревожься, мой верный слуга, сейчас я объясню тебе свой замысел во всех подробностях. Наберись лишь терпения и не перебивай меня по пустякам.
– Кстати, о Таисии, – медленно проговорил император, и в его потускневших глазах на миг вспыхнул живой интерес. Казалось, одно лишь упоминание о его любимой дочери, влило новые силы в иссохшее тело умирающего. – Я желаю, чтобы именно великая княжна Таисия Константиновна была опекуном маленького Ивана вместе с тобой…
Услышав это неожиданное повеление, Птолемей помрачнел. Он никогда не находил общего языка с Таисией Константиновной, считая ее чересчур независимой, своенравной и неуправляемой особой. В представлении первого министра истинная царевна должна была являть собой образец кротости, благонравия и покорности мужской воле. Но дочь императора всем своим поведением демонстрировала качества прямо противоположные. Дерзкая и решительная, княжна Таисия и впрямь воображала себя этакой Афиной Палладой, небесной покровительницей героев, кстати и линкор свой флагманский назвала именно «Афиной» судя по всему именно поэтому…
Но при всем при том Птолемей прекрасно отдавал себе отчет, что сейчас открыто противиться воле монарха в столь щекотливом вопросе – верх безрассудства. Как ни тяжело ему было мириться с перспективой постоянного соперничества с надменной княжной, цена неповиновения могла оказаться еще дороже. Ведь разгневанный отказом император вполне мог в приступе ярости отстранить строптивого министра от дел и поручить опеку над малолетним наследником кому-нибудь другому. А этого честолюбивый Граус боялся пуще смерти.
Поэтому он, как всегда, спрятал истинные эмоции под маской ледяной невозмутимости. И лишь продолжал преданно взирать на своего покровителя и господина, всем своим видом изображая готовность внимать каждому его слову.
– Что касается Артемия, – небрежным жестом отмахнулся император, будто отметая прочь саму мысль о своем первенце. Тонкие губы его скривились в брезгливой усмешке. – То, к сожалению, в моем старшем сыне нет ни одного качества настоящего правителя и отца нации. Это моя боль. Таисия же как женщина, да к тому же вообще молоденькая девчонка, хоть и обладает незаурядным умом и бесспорными достоинствами, но, увы, так же как и ты, не сможет обрести достаточный авторитет в глазах двора и народа, чтобы единолично взять в свои руки бразды правления.
«Да-да, зато восьмилетний мальчишка, конечно же, обладает всей необходимой легитимностью и харизмой прирожденного монарха», – мысленно усмехнулся про себя Птолемей, с великим трудом удерживаясь от иронического фырканья. Его так и подмывало съехидничать в ответ на слова императора.
Ну, хорошо, допустим даже, что юный Иван и впрямь семи пядей во лбу и уже сейчас подает огромные надежды. Может статься, мальчик и вправду невероятно умен, сметлив и сообразителен не по годам, почти как сам Граус в детстве. Однако при всех своих исключительных дарованиях ему все равно катастрофически не хватит сакральности и уважения подданных для того, чтобы удержать власть в своих неокрепших ручонках хотя бы на пару недель.