Адмирал Канарис - "Железный" адмирал
Шрифт:
ВОЙКА НАБИРАЕТ ОБОРОТЫ
Наступление началось 6 апреля 1941 года. Война все больше расползалась по свету. Немецкие солдаты сражались в горах Сербии и штурмовали Акрополь, они маршировали по Болгарии и Румынии, брели по африканским пустыням. Во все стороны света двигалась неумолимая война.
Сколько ни бился Канарис, все кончалось крахом. Мир на Балканах был взорван. В мрачные ночные часы Канарис любил вспоминать разговор с публицистом Францем Йозефом Фуртвенглером. Осенью 1939 года он попробовал заглянуть в будущее. Фаталист Канарис полагал, что фюрера назовут безумцем, развязавшим «большую войну». Война на Балканах — лишь новый пример его пророчества.
Канарис
Подавленный шеф абвера бесцельно ездил по городским кварталам, минуя дымившиеся руины и людей, просивших о помощи. На ночь он остановился в соседнем Семлине, а утром, возвращаясь в Белград, едва не утонул при переправе через Саву, когда его паром вдруг опрокинулся. Но и это происшествие не развеяло его оцепенения. «Я не могу больше, — простонал Канарис. — Улетаем отсюда».
* * #
Канарис казался в те дни бледным, больным человеком; он был очень раздражителен. Немногие знали, какие отчаяние и депрессию испытал он за последние недели, так и не сумев заключить мир. Теперь же его родину ждало новое несчастье. Гитлер увлекал ее в новую бойню, чье течение невозможно было предсказать, от которой веяло неотвратимым несчастьем.
Был канун войны с Советским Союзом.
Канарис еще некоторое время назад услышал о новом походе, что замышлял Гитлер, но лишь в последние недели узнал, что воевать с Советским Союзом Гитлер решил до того, как победит Англию. Воевать на два фронта без особой на то нужды — это ли не безумие? Если не удастся сокрушить Красную Армию первым же яростным ударом, то Германию ждет «война на изнеможение». Страна не выдержит такого напряжения, свершится то, что уже давно предсказывал адмирал: «Finis Germaniae» — конец Германии.
Были ли надежды на то, что Гитлер откажется от похода в Россию? Да, в поступках фюрера сказывались колебания. Еще 21 июля 1940 года он говорил генерал-фельдмаршалу фон Браухичу, командующему сухопутными войсками, что надо «браться за русскую проблему», но дело ограничилось лишь «обдумыванием». В генштабе возникли первые оперативные планы, но самого общего характера. Они оставались простой макулатурой, пока Гитлер пытался нейтрализовать Москву дипломатическим путем — создать антибританский фронт и подтолкнуть Россию к войне на Ближнем Востоке и в Индии.
В ноябре 1940 года во время визита Молотова разговоры об этом кончились неудачей. После его отъезда и прозвучало роковое название «Барбаросса». 18 декабря Гитлер направляет в верховное главнокомандование «Директиву №21»: «Германский вермахт должен быть готов еще до окончания войны с Англией молниеносно разгромить Советскую Россию». К лету 1941 года подготовку к войне надо было завершить, а стратегическое сосредоточение и развертывание — закончить за 8 недель до начала операции.
Пикенброк вспоминал: «В январе 1941 года я узнал точную дату немецкого нападения на Советский Союз именно от Канариса. Он сказал мне, что нападение назначено на 15 мая».
На одном из первых совещаний в верхушке абвера, посвященных восточной войне, Канарис тихо прошептал: «На ледяных равнинах России немецкие армии истекут кровью. Через два года от них ничего не останется».
Впрочем, он не только шептал, но и пытался действовать. Это было вполне возможно, хотя бы уже потому, что среди противников войны было много влиятельных фигур. Собственно говоря, кроме небольшой группы людей, окружавших Гитлера, почти все официальные лица страшились войны с Россией — даже тщеславному Риббентропу стало не по себе, когда он узнал о плане «Барбаросса».
Шеф абвера побудил Томаса — начальника экономического управления верховного главнокомандования, отвечавшего за армейское снаряжение, — написать обширную докладную записку о том, что экономические возможности страны ограничены и она неспособна вести такую крупную войну. По просьбе адмирала его друг Вейцзекер пишет о том, что «немецкое нападение на Россию только придаст англичанам новый моральный стимул». Адмирал попытался воздействовать даже на Кейтеля — и получил отпор.
Тогда Канарис нашел еще одного сторонника в лице Теодора Оберлендера, молодого профессора политической экономии, национал-социалиста, вождя «Союза германского Востока» и знатока Восточной Пруссии. Адмирал пригласил Оберлендера к себе и поинтересовался, что тот думает о войне против СССР. Оберлендер не стал выбирать выражений: «Безумие». Адмирал тут же попросил его написать докладную записку для фюрера. Через пару недель она уже лежала на столе вождя — Оберлендер был нонконформистом.
Канарис даже поделился своими сомнениями с Шелленбергом в минуты утренних верховых прогулок. Разумеется, он надеялся, что молодой эсэсовец передаст их Гейдриху. Так оно и случилось. Только зря адмирал искал единомышленника в своем бывшем ученике. Доклады Шелленберга Гейдрих стал встречать с негодованием: «Оставьте, наконец, ваши пораженческие опасения!» (Заметим в скобках, что у Канариса была еще одна причина бояться войны с Россией: здесь агентурная сеть абвера была очень слаба, и надежную информацию для генштаба Канарис предоставить не мог. По иронии судьбы, Гитлер в 1939 году, после подписания советско-германского пакта, запретил абверу любую шпионскую деятельность в СССР.)
И вот в начале 1941 года германским военным пришлось пожинать плоды двухлетней дружбы. Абвер не мог оценить даже численность Красной Армии, что уж говорить о военном потенциале России! Генерал-лейтенант Паулюс, один из соавторов плана «Барбаросса», человек, недолюбливавший Канариса, сказал: «Главная ошибка была в том, что наша разведка не представляла себе, какая мощная индустриальная база имелась на востоке России». При этом, осуждая абвер, Паулюс почему-то умалчивает о том, что немецкие фирмы — например, «И. Г. Фар-бениндустри» — сами помогали создавать эту базу, а значит, германские власти все-таки знали о ней!
Так или иначе, чтобы не ударить в грязь лицом, офицеры абвера рылись в архивах и извлекали на свет трофейные документы о России, добытые во время польской кампании 1939 года. Однако этот «антиквариат» оказал медвежью услугу — представления фюрера о военной мощи России оказались весьма далеки от истины.
звать лишь двоих. Как ни странно, оба они были «неарийцами». Однако изо всех сил помогали стране, где самым жестоким образом преследовали их собратьев по крови. Один из этих агентов — коммерсант Клатт (кодовое имя Макс), еврей из Софии (он, кстати, работал еще и на японскую разведку). Другой — писатель из Прибалтики Ивар Лисснер (он писал на немецком языке). Он стал жертвой нацистских законов о чистоте расы и уехал в Харбин. Однако родители его были в опасности. Чтобы спасти их, Лисснер стал работать на абвер. Он собрал надежную информацию о военно-воздушных силах России. «Агент Ивар, — так оценивал его работу Канарис, — единственный в абвере источник, поставляющий в огромном количестве сведения об азиатской России, а также о территории, прилегающей к границе Маньчжоу-го и России».