Адмирал Корнилов
Шрифт:
Осенью 1852 года император Николай Павлович в последний раз в своей жизни посетил Севастополь для смотра флота. Смотр оказался неудачным. Очевидцем этого события был А.М.Зайончковский, оставивший подробное описание [105] , но нас в нём интересует только один факт. Зайончковский отметил, что «ввиду отсутствия Корнилова, который находился за границей, к адмиралу Берху на время смотра был командирован князем Меншиковым его любимец, свиты Его Величества контр-адмирал Васильев…» [106] .
105
Зайончковский А.М.Последний смотр Императором Николаем Павловичем Черноморского флота в 1852 году (Из рассказа очевидца) //Сб. «Николай Первый и его время». М., 2000. С.371–375.
106
Там же. С.373.
Удивительно, но других источников, свидетельствовавших бы об отсутствии В.А.Корнилова
«…На переходе в Николаев осматривал флот, который по глупо выбранному манёвру не успел построиться. Флотом управлял Берх с парохода и начальник штаба, ему данный, контр-адмирал Васильев из Балтики demihomme, demifolitete [107] , прозвание, данное ему во время оно нашего распрекрасною царевною Екатериной Тимофеевной [108] . Государь заметил, что с ним это в четвёртый раз в Чёрном море: корабли по одиночке превосходно отделаны и обучены, но манёвры плохи, и приказал по его отбытии съездить в Одессу на флот, долженствующий туда прибыть за войсками, снять его с якоря и поучить, да и на будущий год сделать то же…»
107
Получеловек, полубезумец ( фр.).
108
Екатерина Тимофеевна— вдова М.П.Лазарева.
Действительно ли уезжал Владимир Алексеевич и куда именно — этого мы, вероятно, уже не узнаем. Важно совсем другое: не отказав себе в удовольствии «пройтись» насчёт меншиковского протеже в письме, Корнилов не сваливает на него вину за неудачный смотр, а берёт ответственность на себя и принимает меры — ведь он Корнилов и ученик Лазарева. Ещё 26 октября 1852 года, вскоре после смотра, он пишет письмо П.С.Нахимову:
«Милостивый государь, Павел Степанович!
Вашему Превосходительству известно, что Государь Император, быв встречен флотом в расстроенном ордере, изволил заметить, что это не в первый раз и что корабли наши хоть и исправные во всех отношениях, отдельно взятые, должны быть слабы в манёврах, и что надлежит обратить большее внимание на эволюции эскадрами.
Признавая, что развитие в офицерах охоты к этой важной части военного морского искусства может много содействовать к усовершенствованию её и на кораблях, я бы полагал весьма полезным завести хотя по праздникам в удобную погоду эволюции гребными судами, в дивизии состоящими, составляя из них эскадры и подчиняя флагманам из молодых штаб-офицеров, дабы манёвры эти имели более порядка и ближе подходили к цели, для которой назначаются. Формируя через это глаз офицеров, шлюпками управляющих, и осваивая их с сноровкою при действии руля и парусов, впоследствии корабли приобретут офицеров, которые будут уметь содействовать своим командирам при построении флотом.
Сообщая эту мою мысль на усмотрение Вашего Превосходительства, имею честь быть
вице-адмирал Корнилов».
…«Да ты пойми, что мы — или офицеры, которые служим своему царю и отечеству и радуемся общему успеху и печалимся об общей неудаче, или мы лакеи, которым дела нет до господского дела», —говорил сослуживцу князь Андрей Болконский в романе «Война и мир» Л.Н.Толстого.
Такого же «теста» и Корнилов: главным для него, человека долга и чести, всю его жизнь было дело, польза Отечеству, а не продвижение по службе с помощью интриг.
Видимо, император Николай I понимал это, и поэтому неудачные манёвры не повлияли на хорошее расположение царя к Корнилову, и он назначает его генерал-адъютантом в свою свиту и сразу же производит его и П.С.Нахимова в вице-адмиралы. По этому поводу А.П.Жандр высказался так: «Служа вместе на корабле «Азов», под командою Михаила Петровича Лазарева, эта два человека сохранили приязненные отношения и в высших чинах. В Севастополе Корнилов всегда останавливался у Нахимова, который не раз говорил, что желал бы назначения Владимира Алексеевича Главным Командиром: бескорыстно преданный службе, Павел Степанович забывал своё старшинство и видел в этом назначении преуспеяние Черноморского флота; он знал, что его дело — водить флоты в море и что ему не по силам административные и письменные занятия, неразлучные с званием Главного Командира. Высоко ценя дарования и деятельность Корнилова, Павел Степанович старался всеми силами содействовать ему в общем деле совершенствования Черноморского флота, и содействие такого отличного моряка, конечно, было полезно во многих технических вопросах».
Наступало время, когда это уникальное товарищество сослужит России верную службу.
Глава девятая
Наступил 1853 год, и, как пишет наш известный историк Е.В.Тарле, «надвинулись сразу навеки памятные грозные события мировой истории… Чёрные тучи сгустились катастрофически быстро и обложили со всех сторон политический горизонт».
«Наступил 1853 год, в котором Черноморскому флоту предстояло запеть песнь лебединую. В бытность Корнилова в Петербурге Государь Император лично сообщил ему о возникавших несогласиях с Турцией, и Владимир Алексеевич, приготовляя флот ко всем случайностям, немедленно озаботился об увеличении запасов пороху в Черноморском ведомстве…» — записал А.П.Жандр.
Поводом к войне послужил конфликт между православной и католической церковью за право обладания «святыми местами» в Палестине. Наполеон III поддержал католиков, Николай I отстаивал интересы православных. Однако это было лишь прикрытием политического конфликта, сущность которого — борьба за преобладающее влияние на Ближнем Востоке. С самого начала конфликта между Россией и Францией российский император занял непримиримую позицию, рассчитывая на нейтралитет Англии и поддержку Австрии. Однако эти расчёты не оправдались:
В феврале 1853 года в Турцию был отправлен с чрезвычайной миссией князь А.С.Меншиков. Ему было поручено потребовать от турецкого правительства признания права русского императора на особое покровительство православным подданным султана — болгарам, сербам, румынам, грекам. Но Меншиков эту миссию провалил, действуя высокомерно, цинично и с отнюдь не с дипломатическим грубым напором. Турция, опираясь на поддержку Англии и Франции, в мае 1853 года отвергла требования России и разрешила вход в пролив Дарданеллы англо-французской эскадре. В ответ на это Россия разорвала дипломатические отношения с Турцией и 21 июня 1853 года ввела свои войска в дунайские княжества — Молдавию и Валахию.
Одним из тех, кто входил в состав свиты князя А.С.Меншикова, был и В.А.Корнилов.
А.П.Жандр:
«14 февраля князь А.С.Меншиков, назначенный чрезвычайным послом к Его Величеству Турецкому Султану, направился из Одессы в Константинополь на пароходе «Громоносец»; в свите его был и Владимир Алексеевич».
…Из письма В.А.Корнилова жене Елизавете Васильевне из Константинополя 24 февраля 1853 года:
«…Наши дела сегодня только начнутся. Сегодня, наконец, назначена первая аудиенция у султана. Перемена, происшедшая в министерстве, замедлила приём князя. Министр иностранных дел — турецкий Пальмерстон — отставлен, и вместо него третьего только дня назначен новый — Рифад-паша. Неделю эту мы провели не без удовольствий. Очень много ездили и по городу, и по окрестностям и всякий день в 6 часов являлись в парадные комнаты во фраках на обед, причём князю и потом и мне доставались самые приятные роли: водить к столу и занимать приглашённых дам. Последнее до того утомило нашего посла, что вот уже второй обед, как он не выходит под видом диеты…
…Наше плаванье из Одессы произошло при самых счастливых обстоятельствах — утих южный ветер. 15-го мы не имели почти качки, а 16-го к утру увидели Босфор при самой прекрасной погоде; тихо, ясно, солнце во всём блеске. Озеров, Балабин (с которым я в большой дружбе) и Сколков встретили нас на пароходе «Крым» миль за 15 от пролива. Перетолковав с ними, князь назначил парадный въезд в Константинополь в 3 часа пополудни, и мы так расположились временем: зашли в Буюкдере, постояли там на якоре, отобедали, или, лучше, плотно позавтракали, и в исходе второго поплыли по восхитительному Босфору. Время продолжало стоять летнее. Проходя дворец султана Чараган, отсалютовали 21 выстрелом и потом бросили якорь при общей пальбе с наших и других наций судов против Топханы (арсенала), где у пристани ожидала нас толпа чиновников нашего посольства и купечество русское, занимающееся делами в Константинополе. Мы вышли, разодетые в парадные мундиры. Пароход нас проводил также салютом. У пристани нас посадили в коляски и, кто хотел, верхом и потащили по узким и грязным улицам Галаты в дом русского посольства. Улицы, окна домов и везде, где только можно было приютиться человеку, были полны народом. Наконец, мы вступили под кров двухглавого орла в хоромы, отличающиеся здесь и великолепием, и массивностью, и величием, и роскошью. По отведении для нас апартаментов мне достались в удел комнаты чиновника князя Гагарина, тут же со мной поместился товарищ мой генерал Непокойчицкий. Комнаты довольно высоки, но вид великолепный. Утро у нас проходит в толках и визитах. Потом путешествуем более верхами и, наконец, как я уже сказал, в чопорных фраках являемся; тем для нас с Непокойчицким кончается день, для молодёжи же чуть ли не начинается…»
…и 25 февраля 1853 года:
«Неготовность деталей задержала «Крым», и мне новый случай намарать тебе несколько строк. Вчера мы были у султана. Князь прекрасно говорил ему и, кажется, до некоторой степени рассеял сомнение в наших благородных намерениях, нашёптанное ему английскими интригами и французским тщеславием. Вначале физиономия Меджита имела выражение человека, приготовленного отразить нападение, но когда пошла учтивая, но вместе с тем твёрдая речь князя, вид султана принял покойное выражение и под конец уже прояснился. После речи и некоторых вопросов о здоровье Императора и разных пожеланий князю были представлены мы и, получив поклон, улыбку и выражение, что падишаху приятно нас всех видеть, вышли. Церемония продолжалась ещё полчаса, которые князь оставался уже один с султаном, а мы были угощаемы чаем вроде липового цвета. Обратное шествие из дворца было тем же путём и в такой же обстановке, как при следовании на аудиенцию. Министр иностранных дел Рифад-паша нас принимал и представлял и угощал и, наконец, проводил. Кроме того, были Шувалов, Кочубей и так далее. По всем дворам стояли телохранители в разных картинных костюмах.
Итак, первый шаг сделан; через неделю, я надеюсь, что напишу тебе о своём возвращении, а покуда прошу не скучать и о войне не думать, от войны мы так далеко, как и в самое обыкновенное время, а может быть, и далее, именно потому, что готовнее наших соперников.Прощай ещё раз, целую и благословляю и тебя, и детей и надеюсь скоро увидеть, только прошу быть здоровыми».
В «Сборнике документов…» к этой выделенной фразе есть сноска:
«Замечание В.А.Корнилова, будто бы Россия далека от войны, очевидно, было сделано с целью успокоить жену. Во всяком случае, сомнительно, чтобы В.А.Корнилов не понимал напряжённости обстановки. Что же касается утверждения о том, что Россия более готова к войне, чем её соперники, то очень скоро В.А.Корнилов сам убедился, насколько отстала крепостная Россия от союзников Турции».
Первое предположение, скорее всего, верно: Корниловы недавно похоронили свою маленькую дочь, и Владимир Алексеевич, вероятно, оберегает жену от новых потрясений. Но можно расценить эту фразу как слишком очевидную попытку замаскировать истинное положение дел до официального объявления войны, то есть Корнилов мог опасаться, что его письмо могут прочесть другие лица. Это в некоторой степени подтверждают строки из его письма князю А.С.Меншикову от 19 марта 1853 года — по прибытии Корнилова в Севастополь.