Адмирал Ушаков. Письма, записки
Шрифт:
Али-паша злобится на нас, вымышлял и распушал везде по всему свету всякие нелепости, на всем албанском берегу распространил неприличные переговоры даже в отдельные края и в Константинополь. Я всему этому смеялся и презирал и ожидал соединения эскадры, а между тем устроил еще одну батарею важнейшую, и словом сказать, прилежнейшие наши служители от ревности и рвения своего, желая угождать мне и оказать деятельность свою и храбрость, на батареях в работу и во всех бдительностях в дождь, в мокроту и в слякоть, обморанные в грязи, все терпеливо сносили и с великой ревностию старались обо всем рачительно и все перенесли; и напоследок по соединении эскадры успели во взятии Корфу. Вот, милостивый государь, откудова происходят обо мне неприличные известия и несоответственные моему характеру.
Притом есть еще другое: в островах собрано было несколько много денег, считающихся призовыми. И об этом думают, что интересуюсь этими деньгами, но начисто все до копейки, что, когда, откудова входят призовые деньги или что-либо другое, экзаменуется учрежденной комиссиею и записывается в книгу в приход; из
Господин Авримиоти, о котором ваше превосходительство уже много писать изволили, показывал себя великим, всякий раз требует большого и невозможного, а малым и умеренным доволен быть не может. Ко всякому слову напоминает великие и важные свои заслуги, при министерстве им оказавшие, всегда упоминает почти ко всякому слову о великих милостях к нему и о расположении светлейшего князя Безбородки, Кочубея и вас, и что он обо всем и всегда описывает в Петербург, что случилось. И реляцию о моих делах намарал, не знав ничего, совсем противоречащую делам, какие были. После мне признался и, хотя себя поправить, еще хуже писал. Для меня все это ничего не значит, и я готов бы ему угодить, а особо от искренности почитаю вас, если бы он просил соответственного, а малым, я думаю, больше его обижу, потому от него отговариваюсь. Напоследок по этим обстоятельствам и он, может быть, вздумает что-нибудь марать несправедливое, я, будучи чист во всех моих делах, всем позволяю, кто что хочет. Бог мне помощник, и никто мне зла сотворить не может, и я вместо всего таковых людей презираю и не беспокоюсь, о чем в предупреждение вас, милостивый государь, сим и уведомляю.
Федор Ушаков
ПИСЬМО Ф. Ф. УШАКОВА В. С. ТОМАРЕ ОБ ИНТРИГАХ И ВРАЖДЕБНЫХ ЗАМЫСЛАХ АЛИ-ПАШИ ЯНИНСКОГО И НЕОБХОДИМОСТИ ПРЕДУПРЕЖДЕНИЯ ОБ ЭТОМ ТУРЕЦКОГО ПРАВИТЕЛЬСТВА С ЦЕЛЬЮ ПРЕДОТВРАЩЕНИЯ НЕЖЕЛАТЕЛЬНЫХ ПОСЛЕДСТВИЙ
5 марта 1799 г.,
корабль «Святой Павел»
Об Али-паше, обо всех его к нам неприятностях я многократно уже вашему превосходительству объяснялся. Он запретил албанцам своим, которые здесь находились, чтобы из острова Корфу без повеления его не выходили. И узнал я, что он писал к Блистательной Порте, будто бы он с нами уговорился во всем быть участником и в части, чтобы и войска его в Корфу оставить с нашими такое же число, сколько наших будет от меня и от Кадыр-бея, чего никак быть не может и нельзя. Жители здешние никак их не терпят, потому что они наносят крайнее им разорение и обиды, и драки беспрерывные, и смертоубийство, которых никак держать нельзя. Я опасаюсь, чтобы он несправедливыми своими донесениями не успел при Блистательной Порте Оттоманской в своих желаниях. Он не имевши никакого дела, кроме как приуготовляет себя укреплениями, и, почесть можно, с худым намерением, а я занят беспрерывно множеством дел от усердия и ревности к службе обоим государям нашим императорам и не могу успеть так скоро писать, как он. Ежели на его письма последует решение от Блистательной Порты, я никак не могу приступить к исполнению, пока не получу ответ на сие мое представление.
Я уже объяснился вашему превосходительству: крепости Корфу взяты нами, большой частию русскими кораблями, и сдача от французов, и просьба их письмом последовала прямо на имя мое, потому что все сильнейшее действие, чем наведен страх крепостям и гарнизону, последовало чрез мою эскадру. Равно как и на берегу, батареи устроены все начисто одними моими людьми, хотя при действиях на них находились обще, но всегда всякая работа, труды и неусыпность делались нашими одними людьми. За всем тем сдачу крепостей не принял я один на себя, как французы желали; для утверждения всегдашней нашей дружбы с командующим эскадрою Блистательной Порты включил я его во всем полным товариществом вместе. С ним одним я и счет иметь буду, флаги на крепостях мы подняли оба вместе. Следовательно, и останутся сии крепости на том же самом основании, как учреждены нами и прочие острова безо всяких других товарищей.
Али-паша мучил нас во все время обманчивыми переписками в проволочку, весьма долгое время отвлекал нас обманчивостию своею и препятствиями от вспоможения других. Мы всячески хотели с ним согласиться, но кроме обмана от него ничего не произошло. Он, надеясь, что успел уже оными, торжествовал против нас своею гордостию, отказался формально нам помогать; на учтивое мое к нему письмо о просьбе присылки его сына и войск отвечал, что на каком основании он себя располагает во взятии Корфу, — писал к Кадыр-бею и Махмут-эфенди, что Корфу без него, без 25 тысяч его войска, взять нельзя, требовал, чтобы поручено было взятие ее ему и чтобы прислать к нему комиссара, денежную казну для жалованья его войскам, артиллерию и прочие военные припасы. И когда предписано будет Корфу брать ему, тогда он и пойдет. Махмут-эфенди тогда же, объявя мне об оном, и ныне тоже объявляет, что со оных писем и его требованию он представил Блистательной Порте Оттоманской, следовательно, об оном известно.
Просил я Кадыр-бея и Махмут-эфенди, чтобы албанцам али-пашинским, заплатя все что следует, даже и дав награждение за их службу при вылазках за удерживание неприятеля и за недопущение его к разным помешательствам производимых действий с батарей, потом чтобы непременно приказать им чрез три дня отправиться в свои места. Три дня после того уже прошли, а исполнения я никакого не замечаю, кроме как те же слухи умножаются о Али-паше и о его намерениях. По таковым обстоятельствам, чтобы сии албанцы не произвели худых своих намерениев, и, пока мы еще не исправились судами к отправлению французского гарнизона готовящимися, чтобы они не покусились предпринять чего-либо важного вместе с французами, городские ворота с сухого пути по сие время содержим мы с Кадыр-беем и с Патрон-беем запертыми, не впуская в них никого. Обыватели города и все, в нем находящиеся, боясь последствиев, таковую нашу предосторожность даже обожают своею благодарностию. Но прочие считают, что город и крепости по сие время блокируются албанцами Али-паши, распускают все слухи, что Али-паша точно с войсками своими будет к ним на помощь, чего, я почитаю, быть никак не может, ибо я его ни до чего худого отнюдь не допущу, да и сам он не может иметь столько духу, чтобы повергнуть себя в пропасть неминуемую.
Я покорнейше прошу ваше превосходительство обо всем оном с Блистательной Портою объясниться и Али-пашу удержать от его намерениев, ибо всегда он с французами имел переписку, что и в письмах, взятых мною от французов в Мавре, значится. Здесь, может быть, на несколько времени моим бдительным старанием она была приудержана, и, может быть, он теперь потерял надежду себя удержать в границах, но теперь старается он предупредить нас своими несправедливыми отношениями и получить на них резолюцию, чтобы быть ему с нами товарищем, что и случиться может, ежели ему поверят. Не дождавшись наших донесений, уверяют, что он много имеет сильных друзей, но ежели сие случится, я обо всех обстоятельствах с подробностию всеподданнейше донесу государю моему императору, великому визирю и его султанскому величеству, ибо интерес мой единственно в верной и усердной службе обоим империям, равно и исполняю пользу общественную.
Прошу как наискорее на все оное исходатайствовать резолюцию и с нарочным курьером прислать ко мне. Я боюсь, чтобы в продолжении времени не случилось через него чего-либо неприятного, а особо упорной бытностию здесь войск его и к ним приумножения. Али-паша сначала и весьма долгое время стоял с войсками своими против Мустафы-паши и всем препятствовал и не допускал к нам помочи. Мы его примирили, и тогда, когда он увидел, что французы сильно преукрепились и с малым числом войска не можем мы взять крепости, тогда мучил нас присылкою по малому количеству и переслал к нам до двух тысяч. А когда уверился явно, что нельзя взять нам с сим малым количеством и, испробовав нас всякой обманчивостию, напоследок формально отказал, как выше означено, и притеснял нас в рассуждении провианта, жалованья и пуль единственно в удержании от взятия крепостей. Следовательно, в деле сем о взятии Корфу товарищества его теперь я принять не могу, и не по чему ему не следует. На свидетельство целого света я могу послаться, как и кем взяты сии крепости. Махмут-эфенди с Кадыр-беем сказывали мне, что всегда о худых поступках Али-паши и обо всем оном к Блистательной Порте писали со всякой подробностию, и мне говорили, чтобы я от себя писал также, о чем я к вам относился, и ныне, когда видели и слышали о Али-паше все доходящие выше означенные объяснения и что между нами о сем говорено, хотели они непременно с такою же точно подробностию писать. Просили, чтобы и я отнесся об оном прямо к Блистательной Порте и к верховному визирю, но я отношусь к вашему превосходительству и вас прошу объясниться как следует и доставить ко мне решительный отзыв с нарочным курьером, нимало не медля, которого я ожидать имею.
Федор Ушаков
ПИСЬМО Ф. Ф. УШАКОВА В. С. ТОМАРЕ
О СТРЕМЛЕНИИ АНГЛИЧАН ДЕРЖАТЬ СИЛЫ РУССКОГО ФЛОТА РАЗДЕЛЕННЫМИ С ЦЕЛЬЮ ЛИШИТЬ ЕГО ВОЗМОЖНОСТИ ВЫПОЛНИТЬ ПОСТАВЛЕННЫЕ ПЕРЕД НИМ ЗАДАЧИ
5 марта 1799 г., Корфу
Требование английских начальников морскими силами в напрасные развлечения нашей эскадры я почитаю — не иное что, как они малую дружбу к нам показывают, желают нас от всех настоящих дел отщепить и, просто сказать, заставить ловить мух, а чтобы они вместо того вступили на те места, от которых нас отделить стараются. Корфу всегда им была приятна; себя они к ней прочили, а нас под разными и напрасными видами без нужд хотели отдалить или разделением нас привесть в несостояние.