Адмирал Ушаков

Снегирев Владимир Леонтьевич

При Александре I, исполнителем предначертаний и личным другом которого был Аракчеев, нужны были другие люди, к числу которых, разумеется, Ушаков не принадлежал. В 1802 г. он был переведён с Чёрного моря на Балтику, с назначением на должность главного командира Балтийского гребного флота и начальника корабельных команд в Петербурге. Название должности звучало достаточно громко, но фактически Ушаков, ещё полный энергии и сил, был отстранён от дел.

Петербургские бюрократы недолюбливали «слишком решительного» адмирала. Ушаков почувствовал это уже в дни своих побед на Средиземном море. Ещё тогда он писал в Константинополь Томаре: «За все мои старания и столь многие неусыпные труды из Петербурга не замечаю соответствия. Вижу, что, конечно, я кем-нибудь или какими-нибудь облыжностями расстроен; но могу чистосердечно уверить, что другой на моём месте, может быть, и третьей части не исполнил того, что я делаю. Душою и всем моим

состоянием предан службе и ни о чем более не думаю, как об одной лишь пользе государевой. Зависть, быть может, против меня действует за Корфу; я и слова благоприятного никакого не получил, не только ничего того, что вы предсказывали. Что сему причиной? Не знаю. Столь славное дело, каково есть взятие Корфы (что на будущее время эпохою может служить), принято, как кажется, с неприятностью, а за что,—не знаю. Мальта ровесница Корфу; она другой год уже в блокаде и когда возьмётся, ещё неизвестно, но Корфу нами взята почти без всего и при всех неимуществах».

Однако начатые против Ушакова в период Ионической кампании интриги не смогли привести к его отстранению от руководства в разгар боевых операций. Теперь же, очевидно, счи- ⁴⁴

тали, что можно обойтись и без него, и постепенно «сдать в архив» старого «морского волка».

Такое отношение, конечно, оскорбляло Ушакова, но в то же время нисколько не мешало ему иопрежнему горячо интересоваться любимым флотом и благополучием своих подчинённых. О служебной деятельности Ушакова за это время, к сожалению, сохранилось очень мало данных, но в архивных документах морского (ведомства имеются его докладные записки на имя морского министра, -в которых он /предлагал разные меры для облегчения «наряжаемых «а работы казённых людей», настоятельно рекомендовал покупку в Галерной гавани частных домов, чтобы устроить в них казённые квартиры для офицеров гребного флота, тогда живших по всему городу, и т. п. В 1806 г., во время войны с Францией и Турцией, Ушаков пожертвовал на военные нужды алмазную челенгу, подаренную ему султаном Селимом. Александр вернул пожертвование с лестной запиской. «Знак этот, — писал император, — должен сохраняться в потомстве вашем, как памятник подвигов, на водах Средиземного моря вами оказанных, н отныне впредь будет свидетельствовать, сверх военных доблестей ваших, и примерное соревнование ко благу любезного отечества» ^].

Своё приношение Ушаков сделал отнюдь не от значительных материальных достатков. Имение, пожалованное ему Екатериной, он, повидимому, так и не получил, а с немногочисленных крестьян, доставшихся ему по наследству от отца, не взимал оброка. Жил он исключительно на овоё жалованье, очень скромно, помогая единственным своим родственникам — племяннице и двум племянникам. Это подтверждается, между прочим, и прошением Ушакова об отставке, в котором говорится, что он не просит ни наград, ни имений, обещанных ему предшественниками Александра, а всего лишь средств на пропитание

21 января 1807 г. Ушаков согласно его прошению был уволен по болезни от службы с мундиром и пенсией в размере полознн-ного жалованья, т. е. как это обычно полагалось тогда в подобных случаях.

По выходе в отставку Ушаков переселился к себе на родину в Темниковский уезд. О последних годах жизни непобедимого моряка, его внешнем и нравственном облике сообщает нам Бантыш-Каменский, неутомимый собиратель известии о русских «достопамятных людях». ^{45 46}

«Ф. Ф. Ушаков,—писал этот автор,—был роста среднего, сухощав, в плечах широк; лицо «мело моложавое, приятное, и в глубокой старости всегда «грал на оном румянец. Нрава был чрезвычайно вспыльчивого: беспорядки, злоупотребления заставляли его выходить из приличия; но гнев скоро утихал. Камердинер его Федор один только и умел обходиться с ним, и когда Ушаков сердился, слуга сначала хранил молчание, отступал от него, но потом сам возвышал голос на господина, который, в свою очередь, удалялся от слуги и не прежде выходил из кабинета, как удостоверившись, что гнев Фёдора миновал».

Бантыш-Каменскнй отмечает, что, занимаясь рассмотрением в оси но-судебных дел, Ушаков «щадил мужа, отца семейства многочисленного», и выносил приговоры очень мягкие, что он «чрезвычайно, дорожил казённым интересом, утверждая, что в собственных деньгах должно быть щедрым, в казённых скупым, и правило сие доказывал на деле...» Бантыш-Каменский сообщает далее, что в деревне Ушаков вёл жизнь почти отшельническую и «оставил после себя любопытные записки, которые ныне (30-е годы XIX столетия. — В. С.) принадлежат Г. Ме-таксе Он известен был своими подвигами на море, сколько современник его Суворов победами на суше; умел поселить в подчинённых дух непоколебимой храбрости; обращал особенное внимание на артиллерию, действовавшую у него всегда с отличным успехом; с малыми силами бил неприятеля, гораздо сильнейшего».

В заключение своих сообщений об Ушакове Бантыш-Каменскнй приводит случай из жизни Ушакова, свидетельствующий о его беспристрастности и высокой честности: «Доказательством благородной, чуждой зависти души Ушакова служит следующий анекдот⁴⁶. Адмирал Сенявин в бытность свою на Чёрном море штаб-офицером навлёк на себя неудовольствие Ушакова к потом совершенно лишился его расположения, так что иногда доходило до формальных жалоб со стороны последнего. В 1805 г., когда Ушаков находился в Петербурге, кто-то сказал ему, что в Кронштадте снаряжается эскадра для отправления в Средиземное море, но что ещё не известно, .кто будет ею начальствовать. «Я не люблю, не терплю Сенявина, — отвечал ^Ушаков,— но если бы зависело от меня, то избрал бы к тому одного его». Рассказывают, будто бы этот же самый ответ дал он и одной особе, посланной от императора Александра ^{47 48}

спросить его мнения о выборе ему преемника, и что именно вследствие такого ответа последовало назначение Сенявина»¹.

Таким, как описывает его Бантыш-Каменский, смотрит Ушаков с сохранившегося до нас портрета: открытое, спокойное, умное лицо, высокий, красиво очерченный лоб, губы, чуть тронутые улыбкой; рука, разившая врагов родины, сжимает подзорную трубу.

Ушаков скончался у себя в деревне 2 октября 1817 г., на семьдесят третьем году от рождения и.погребен в соседнем Санак-сарскоМ монастыре.

Смерть знаменитого флотоводца прошла почти незамеченной. Лишь в петербургской газете «Северная почта» появилась маленькая заметка, кратко извещавшая о смерти «известного адмирала». Позднее память об Ушакове была отмечена названием его именем одного из броненосцев Балтийской эскадры.

На могиле Ушакова родственниками был поставлен памятник. Несколько лет тому назад этот памятник, давно уже заброшенный, был обнаружен и реставрирован Центральным военно-морским музеем.

В 1944 г. на родину Ушакова состоялась научная экспедиция представителей музея. Попутно экспедицией было установлено, что, проживая после отставки в деревне, адмирал Ушаков совершал поездки на Чёрное море, .прославленное его победами, и что в 1812 г., во время войны с Наполеоном, Ушаков был избран начальником народного ополчения Тамбовской губернии.

Ушаков был основоположником русской самобытной морской тактики, основанной на манёвре и отрицавшей утвердившуюся рутину. Боевая практика Ушакова содержит множество поучительных примеров подготовки ос ведения морского боя, которые навсегда останутся достойными подражания. Ни одна минута времени ие бывала потеряна Ушаковым при нападешги, в целях чего боевая линия его судов выстраивалась им, смотря по надобности, без прекращения сближения с противником (например, сражение -при Тендре); чтобы помешать намерениям противника, Ушаков, как это было в блестящем деле при Калиахрнн, смело выступал из линии и увлекал за собой ближайшие корабли, приказывая остальным употребить все усилия для возможного сближения с врагам; чтобы ввести флот в дело с большей уверенностью, он ставил свой корабль передовым (сражение при Фидоннси). Вообще Ушаков, для того чтобы призвать всех подчинённых к одинаковой решимости, всегда избирал для себя самые опасные места и положения, так что, наблюдая

¹ Н. Д. Бантыш-Каменский, цнт. соч., т. V, стр. 197—200.

движения флагманского корабля, командиры всех прочих судов не могли ошибаться в намерениях своего главнокомандующего.

Ушаков, будучи, подобно Суворову, новатором, не 'признавал шаблонов и рутины «в военном искусстве.

Он понимал, что в тех случаях, когда нужны смелые и решительные действия, нельзя соблюдать все правила, предусмотренные инструкцией. «Иногда нужно делать несходное с нею», — говорил он и поступал в соответствии с этим. По мнению Ушакова, флотоводец, вступая в бой, должен был прежде всего разгадать задуманный противником манёвр, для того чтобы, исходя из общей обстановки, расстроить его контрударом. Учитывая то обстоятельство, что вовремя сражения обстановка может быстро измениться, Ушаков первым совершенно отказался от следования «законам» линейной тактики, согласно которой противники в двух кильватерных колоннах вели (как упоминалось выше) «артиллерийскую дуэль» на строго определённом расстоянии друг от друга. Тактика линейного боя, связывавшая инициативу флагмана и командира, изжила себя. Ушаков противопоставил ей (в этом, между прочим, и заключаются отличительные черты его военно-морского искусства) тактику широкого манёвра, предоставление полной инициативы своим капитанам и стремление к одной общей цели — решительной победе, т. е. разгрому неприятеля.