Адмиралы России. Гордость Императорского флота
Шрифт:
Грейг во всеподданнейшем донесении 23 июля сообщал, что 18 июля, как только прибыли «Константин» и «Святослав», не дожидаясь, пока они станут на якоря, он приказал флоту сниматься и направился к западу. Непогода и пасмурность задержали эскадру. 20 июля удалось дойти лишь до острова Нерва. Так как некоторые суда разлучились с эскадрой, адмирал решил вернуться к Сескару и обнаружил «Константин», севший на мель у юго-западной оконечности острова, и катер «Летучий», лишившийся мачт. Катер он отправил в Кронштадт, а гребные суда с кораблей эскадры направил для спасения «Константина». 22 июля корабль был снят с мели без особых повреждений. Адмирал выражал свое нетерпение:
«Погода ныне несколько делается похожей на осеннюю, и крепкой вестовой ветер по сю пору продолжается, а если корабль „Константин“ будет готов до перемены ветра, то оный с нами пойдет;
Тем временем шведский флот уже рисковал выходить из базы. 26 июля русская эскадра подошла к Свеаборгу и обнаружила на якоре вне рейда четыре шведских корабля, которые поторопились сняться с якоря; один из них в спешке так ударился о камень, что мачта переломилась и упала за борт. Подошедший корабль Козлянинова заставил его несколькими выстрелами сдаться. Трофей оказался новым 66-пушечным кораблем «Густав Адольф» (в нижнем деке 36-фунтовые, в верхнем — 24-фунтовые пушки); именно его командир капитан 1-го ранга Аф Христиернин завладел «Владиславом» в Гогландском сражении. Так как корабль было невозможно спасти, Грейг приказал его уничтожить, сняв экипаж, который насчитывал 530 человек с несколькими офицерами и 27 июля был эвакуирован, после чего «Густав Адольф» подожгли.
В тот же день Грейг направил письмо герцогу Зюдерманландскому по поводу употребления шведами зажигательных снарядов-брандскугелей, что считали неприемлемым между флотами христианских держав: «Полковник Христиернин (пленный) говорил мне, что Ваше Имп. Высоч. писали мне об употреблении кораблями нашими „каркасов“ на последнем сражении.
Я думаю, напротив, что таковыя распоряжения последовали со стороны Вашего Корол. Выс. потому, что верхний парус бизань-мачты на моем корабле зажжен был горючими веществами; другой каркас, снятый с корабля контр-адмирала Фондезина, отправлен для показания B.K.B., и Фондезин сознает, что по погашении этого каркаса приказал он несколько каркасов бросить на флот В.К.В., всего числом 15.
Ваше Королевское Высочество ведаете, что флот наш был вооружен против турок, что и может оправдать запас сделанный такого жестокого оружия, которого не думали употреблять против какой-либо благоустроенной нации. Того же нельзя сказать про запасы, сделанные вашими кораблями.
Во всяком случае, благоволите меня обнадежить, что впредь не будет употреблено такого истребительнаго оружия шведским флотом, и даю мое честное слово, что оно не будет употреблено и подначальным мне русским флотом».
30 июля Грейг собрал основные силы флота у Наргена, тогда как отряженные им восемь кораблей и четыре фрегата крейсировали у Свеаборга под командованием Козлянинова; несмотря на явное превосходство, шведы не выходили. 1 августа флот Грейга снялся и 3 августа соединился с эскадрой Козлянинова севернее Наргена. Возможно, и Козлянинов служил родом приманки. 5 августа флот вернулся в Ревель; на посту оставались патрульные фрегаты. Герцог Зюдерманландский, не рискуя выводить флот, решил воспользоваться первой возможностью для разведки. 1 августа Грейг всеподданнейше писал:
«Герцог Зюдерманландский прислал ко мне судно под белым флагом с одним унтер-офицером, на котором было 7 человек российских крестьян и несколько женщин для обмена нескольких шведских крестьян, коим я дал свободу в Свеаборге; офицерам приехавшаго сюда судна поручено было от герцога вручить мне для стола разных прохладительных яств, в коих я в продолжении моего близь Свеаборга мог иметь нужду. Я приказал им принести Е.В. мою благодарность и донести ему, что, находясь столь близко от ревельского порта, не имею я нужды пользоваться его учтивостями. Они разсказывали, что флот их на будущую неделю готов будет к выходу, что их войска удалились от Фридрихсгама и что их корабли будут укомплектованы сухопутными войсками; я им ответствовал, что мне весьма будет приятно иметь дело с храбрыми людьми, что я не упущу дать им случай отличиться в войне.
Я получил много писем из Англии, в коих мне предлагают вооружить на собственном иждивении корсеров противу шведов; нужно их только вооружить в Остендском порте и снабдить патентами, тогда шведская коммерция неминуемо разрушится. Они имеют множество купеческих кораблей в Средиземном море, и я не сомневаюсь, чтобы наши арматоры, сведав об объявлении войны, оными не воспользовались. Мне кажется нужным иметь несколько военных кораблей и фрегатов в Копенгагене или Христианзанде в зимнее время, дабы овладеть их кораблями
Я купил для всего флота разных прохладительных яств, а теперь хочу сняться с якоря, дабы присоединиться к эскадре Козляинова, который уже вблизи на парусах; время весьма хорошее, и я хочу флот заставить делать морския эволюции».
Из этого рапорта видно, что Грейг не только докладывал, что он сделал, но и вносил свои предложения, высказывал идеи, в частности о крейсерстве на путях шведских коммерческих судов. Со временем его мысли были осуществлены.
Не оставляли Грейга и мысли об экспедиции на Средиземное море. Вскоре после привода в Ревель адмирал писал Безбородко (очевидно, чтобы оценить общеполитическую обстановку):
«Я еще не знаю желаний Ея Имп. В-ва относительно нашей экспедиции в Архипелаг; должна ли она еще состояться после того как время для благоприятных действий прошло в Балтийском море; или найдут неосторожным отправить такую большую часть морских сил империи в отдаленные моря, пока шведский флот несколько не уменьшится. Двенадцать линейных кораблей, в том числе три стопушечных, находящиеся уже в Копенгагене, пять кораблей, идущих из Архангельска, и еще четырех, обшитых медью, из тех, которые я имею здесь, будет достаточно для Архипелага. И ранее будущей весны можно иметь флот в Кронштадте, состоящий из четырех стопушечных кораблей (один я строю теперь и три готовы к спуску в море) и 12-ти или 14-ти других судов 74-х и 66-пушечных, которых будет достаточно, чтобы держать в страхе шведский флот. В случае экспедиции в Архипелаг будет отмена, необходимо позаботиться о транспортных судах до конца осени; они должны быть препровождены сюда до начала зимы и не обременять нас более того срока, какой мы обязаны их держать, согласно контракту, т. е. верных шести месяцев. Мы можем, между прочим, употребить их в дело, пока они находятся на нашем жалованье. Восемь или десять из них могли бы отправиться в Копенгаген, чтобы перевезти провиант, сложенный там для Архипелагской экспедиции, ежели последняя не состоится. Самые большия суда можно употребить с громадною пользою против шведов на это время навигации, сажая на них солдат с плоскодонными лодками для производства десантов на финляндских берегах, в тылу шведской армии, для захвата складов и провиантских обозов. Я упоминаю об этом, как о своих идеях, направленных на приобретение выгоды для нас против новаго неприятеля, которого надо стараться извести по возможности до конца навигации. Если Господь будет покровительствовать флоту Ея И. В-ва, вверенному моей команде, и нам удастся уничтожить немного их силы на море, тогда их предприятия на суше не будут важны».
Адмирал пытался разбудить активность вице-адмирала В. П. Фондезина, которому следовало послужить примером для датчан. Ободряя Фондезина, Грейг писал:
«Шведский флот так разбит и поврежден в сражении, что хотя они во время дня и ночи работают, однако некоторые их корабли еще не в состоянии выйти из порта, в том числе и корабль „Густав III“, на коем сам шведский принц находился».
Очевидно, вид готовых к бою русских кораблей и твердое намерение Грейга сразиться с неприятелем не прибавили шведам энтузиазма. Кроме того, часть команд была ненадежна. Чернышев 28 июля писал, Что 2 финских полка разошлись, 200 офицеров потребовали отставки, а масса вербованных солдат на кораблях может взбунтоваться, ибо нанимались для службы на суше, а на флот их заманили обманом.
В течение августа шведский флот, завершавший ремонт, возобновил активность. Однако, не решаясь вступить в сражение с флотом русским, шведы постарались использовать гребные суда, чтобы шхерными фарватерами организовать снабжение войск в Финляндии и вывозить часть сил на запад, где появилась угроза территории самой Швеции со стороны Дании.
Нелегким плавание оказалось и для русского флота. На кораблях оказалось много непривычных к морской службе рекрутов, и постоянно нарастало число больных. Чтобы высадить на берег две тысячи заболевших, Грейг зашел 5 августа в Ревель.
В столице еще беспокоились о ее безопасности. 25 июля Чернышев докладывал Императрице о подготовке к обороне Котлина. Для защиты подступов к столице была создана эскадра вице-адмирала А. И. Круза, которому 26 июля была выдана секретная инструкция. Катастрофически не хватало легких судов, способных действовать на мелководье, и за ними обращались, как известно, даже в действующую эскадру. Однако в августе угрозу Кронштадту не видели. Теперь уже Чернышев писал 9 августа, чтобы Круз для организации блокады Свеаборга (со стороны шхер) выслал Грейгу фрегат «Святой Марк», «Проворный» и катер «Волхов».