Адольф Гитлер. Жизнь под свастикой
Шрифт:
Аргументы Кейтеля и других генералов и адмиралов — противников нападения на СССР уже в 1941 году звучали весомо. И Гитлер это прекрасно сознавал. Но он также нисколько не сомневался, что Сталин рано или поздно ударит в спину Рейху, ведущему борьбу с Британской империей. Фюрер не предполагал, что советское нападение последует именно в 1941 году, и в этом смысле план «Барбаросса» не был планом превентивной войны в узком понимании. Он может расцениваться лишь как превентивный в самом широком смысле слова — против любых возможных будущих враждебных действий потенциального противника. Но таковой может считаться вообще любая наступательная война. Понятие превентивности в широком значении делает бессмысленным само понятие «агрессия» и потому в международном праве не применяется.
Гитлер же полагал, что Сталин все равно нападет на него. И неважно, случится ли это в 1942, 1943 или 1945 году. Все равно для Германии к любой из этих дат в стратегическом плане ничего не изменится. Высадка на Британских островах невозможна ни в 1941 году, ни вообще в обозримом будущем. Люфтваффе и германский флот значительно слабее британского флота и авиации, особенно с учетом
Кейтель был прав, что в столкновении один на один Германия имела бы значительное превосходство над Россией. Но он также не ошибался и в том, что Германии придется держать основную часть авиации и флота, а также немалое число сухопутных соединений на Западе и в Северной Африке, а без их участия возможность сокрушения России в ходе одной кампании выглядит весьма проблематичной. Понимал это и Гитлер. Его единственная надежда заключалась в том, что под влиянием военных поражений и гибели почти всей кадровой армии режим Сталина либо капитулирует, либо рухнет — и полномасштабное сопротивление на Востоке прекратится. Тогда вермахту пришлось бы бороться лишь с партизанами и небольшим числом опиравшихся на Урал регулярных соединений. И борьба пошла бы примерно так же, как в Китае между японской армией и войсками Чан Кайши. По сути, японцам противостояли лишь партизанские отряды, а немногие китайские регулярные части располагали крайне ограниченным количеством вооружения и боеприпасов, поставленных союзниками. Они в состоянии были сковывать определенное количество японских войск, но не могли отвоевать потерянных территорий и вообще не могли предпринимать широкомасштабных наступательных операций. Примерно на такой исход операции «Барбаросса» и рассчитывал Гитлер. Но даже если бы этот расчет оправдался, решающего значения для исхода Второй мировой войны он бы не сыграл. Ведь завоевание советской территории вплоть до линии Архангельск — Астрахань не могло иметь сколько-нибудь решающего значения для развития люфтваффе и германского флота, равно как и для реализации германского ядерного проекта. Урановых месторождений на этой территории не было. Следовательно, и кардинального изменения в противостоянии Рейха с Англией и Америкой все равно бы не произошло. Британские острова по-прежнему остались бы недосягаемой целью, а из-за колоссальной разности военно-экономических потенциалов время продолжало бы работать в пользу западных союзников, а не Рейха. Англо-американская авиация по мере своего усиления наращивала бы свои атаки против германской промышленности и транспортной инфраструктуры. А атомную бомбу американцы все равно сделали бы гораздо раньше немцев. Вероятно, и в этом случае война закончилась бы победой западных союзников, но в более поздние сроки и со значительно большими потерями английских и американских армий при высадке на Европейский континент. И тогда наверняка первые атомные бомбы, решающие для исхода войны, были бы сброшены не на Хиросиму и Нагасаки, а на Берлин, Мюнхен, Нюрнберг...
Самое же интересное, что и Гитлер, и Кейтель, и практически все немецкие генералы ошибались, когда полагали, что Советский Союз точно не нападет на Германию в 1941 году. И потому ни в первоначальных разработках, ни в самом плане «Барбаросса» не было предусмотрено каких-либо оборонительных мер на случай внезапного советского нападения. Допускалось только, что в тот момент, когда приготовления к немецкому вторжению станут очевидны, Красная Армия может попытаться упредить вермахт и ударить по Румынии. В связи с этим немцы осуществили на румынской территории ряд оборонительных мероприятий, и вторжение оттуда на советскую территорию планировалось не в первый день операции «Барбаросса», а немного позднее, когда станет ясно, попытается ли Красная Армия войти в Румынию или нет.
На самом же деле Сталин собирался напасть на Германию еще в 1940 году, когда вермахт предпримет большое наступление на Западе и, как надеялся советский диктатор, надолго увязнет на «линии Мажино». Поэтому уже в конце февраля 1940 года, когда еще продолжалась советско-финская война и существовала реальная опасность прибытия на помощь финнам англо-французского экспедиционного корпуса, Сталин одобрил директивы Красной Армии и флоту, в которых главным вероятным противником были названы Германия и ее союзники. Также еще до заключения мира с Финляндией, 5 марта 1940 года, Политбюро приняло решение о расстреле 14,7 тысячи пленных польских офицеров и около 11 тысяч польских гражданских пленных из числа представителей имущих классов и интеллигенции. Все они были расстреляны на протяжении апреля и первой половины мая. Эта, казалось бы, абсурдная акция получает свое объяснение только в свете предположения, что Сталин уже летом 1940 года собирался напасть на Германию. Он рассчитывал, что Гитлер увязнет в затяжной борьбе на Западе и Красная Армия сможет внезапно ударить немцам в спину, пользуясь тем, что на советско-польской границе осталось всего 12 слабых, второочередных пехотных дивизий. Сразу же после заключения мира с Финляндией 13 марта 1940 года основная часть дивизий и вся авиация с финского фронта стали перебрасываться на Запад. Здесь советские войска к июлю 1940 года имели против Германии
Основная часть предназначенных для вторжения немецких дивизий начала перебрасываться к советским границам только с февраля 1941 года, причем почти все танковые дивизии и вся авиация перебрасывались на Восток в последние две недели перед нападением на СССР. Сталин расценивал перемещение германских соединений на Восток как оборонительное мероприятие против возможного советского наступления. Он был уверен, что Гитлер не нападет на СССР до завершения войны с Англией, и сам готовился к нападению на Германию. В стратегическом плане развертывания Красной Армии, принятом в марте 1941 года, срок начала наступления против Германии был назначен на 12 июня. Однако выдержать его не удалось, так как войска и материальные запасы своевременно не прибыли. 15 мая в Генштабе Красной Армии был разработан план превентивного удара по Германии, который предполагалось нанести, судя по срокам проведения подготовительных мероприятий, в первой половине июля. Основным направлением наступления было выбрано юго-западное, где в районе Краков — Катовице 152 советские дивизии, по мысли разработчиков плана генералов Василевского и Ватутина, должны были нанести поражение 100 немецким дивизиям. На самом деле здесь вермахт располагал только 30 дивизиями, и советский удар пришелся бы в пустоту. Наступающая группировка Красной Армии неминуемо попала бы под фланговый удар самой мощной группы армий «Центр» и была бы разгромлена.
Советские войска должны были к 1 июля 1941 года закончить выдвижение к германской границе. Также 4 июня Политбюро приняло решение к 1 июля сформировать польскую дивизию Красной Армии из «благонадежных» польских военнопленных и советских граждан с польскими фамилиями. Точно так же перед нападением на Финляндию в СССР был сформирован финский корпус Красной Армии, а в германской армии накануне нападения на Советский Союз создавались украинские разведывательно-диверсионные батальоны «Нахтигаль» и «Роланд» и эстонский разведывательно-диверсионный батальон «Эрна». Так что Гитлер, осуществляя план «Барбаросса», упредил советский удар против Германии, готовившийся на июль 1941 года.
Кейтель вспоминал перед казнью, что после нападения Германии на СССР выяснилось, что количество советских войск и вооружений оказалось значительно большим, чем насчитывала германская армия вторжения. И в этом он был прав. Как показывают объективные подсчеты, к 22 июня 1941 года в советских западных округах насчитывалось, с учетом призванных из запаса, 4,1 миллиона бойцов и командиров против 2,5 миллиона у вермахта (еще 800 тысяч немецких солдат и офицеров вступили в дело в июле и в августе). Советская сторона имела на западе к 22 июня 1941 года 12,8 тысячи танков и 8154 боевых самолета против 3350 танков и 1860 (а с учетом авиации в Северной Норвегии — до 2000) самолетов у вермахта. Надо учесть, что численность немецких танков дается с учетом танков двух дивизий резерва Верховного главнокомандования, переброшенных на Восток только осенью 1941-го. Я сознательно привожу цифры по соотношению сил без учета германских союзников, поскольку далеко не факт, что в случае внезапного советского вторжения в Германию и Польшу румыны, венгры, словаки и финны обязательно выступили бы на стороне гитлеровского Рейха.
Кейтель утверждал: «После нашего превентивного нападения на СССР я вынужден был признать, что Гитлер в оценке предстоящего русского наступления все же оказался прав. Однако, исходя из моих впечатлений от пребывания в Советском Союзе в качестве гостя Красной Армии на военных маневрах 1932 года, я оценивал русский военный потенциал иначе, чем Гитлер. Он постоянно исходил из того, что Россия находится в периоде создания собственной военной промышленности и еще отнюдь не завершила эту задачу, а также из того, что Сталин уничтожил в 1937 году весь первый эшелон высших военачальников, а способных умов среди пришедших на их место пока нет. Он был одержим идеей: столкновение так или иначе, но обязательно произойдет, и было бы ошибкой ждать, когда противник изготовится и нападет на нас. Одна лишь оценка советской военной промышленности и ее мощностей (даже без Донбасса) была тяжким заблуждением Гитлера; русское танкостроение настолько опередило наше, что мы так никогда и не смогли наверстать это отставание.
Однако я должен четко констатировать, что за исключением разработок Генштаба сухопутных войск в штабе оперативного руководства вермахта OKВ никакой подготовки к войне на Востоке до декабря 1940 года не велось, кроме улучшения, в соответствии с приказами, железнодорожной сети и расширения перевалочных возможностей для переброски войск к восточной границе на бывшей польской территории».
Строго говоря, факты, перечисленные Кейтелем, давали представление о подготовительных мероприятиях к вторжению. Однако меры такого рода могли иметь и оборонительный характер, и сами по себе они еще не делали вторжение неизбежным.