Адская бездна. Бог располагает
Шрифт:
– Принцесса сегодня вечером намеревается, покинув раут у баденского посланника, прибыть сюда к последнему акту «Немой». Она позаботилась о том, чтобы мне сообщили, что она будет в посольской ложе. Таким образом, если я вовремя отсюда не уйду, мне придется составить ей компанию. Поспешим же.
– Значит, политика тебе милее принцессы? – заметил Самуил, стараясь нащупать в нем хоть какое-то живое пристрастие.
– Да, – кивнул Юлиус. – Но только потому, что при той политике, какой мы с тобою занимаемся, мы рискуем головой.
«Мертвец! –
Он сделал последнее усилие, попытавшись убедить Юлиуса войти в зрительный зал хоть на минуту, чтобы перед уходом ради простой учтивости сказать пару слов Олимпии. Но и это оказалось невозможным.
– Не тревожь ты меня, – взмолился Юлиус. – Весь этот шум и яркий свет меня ужасно утомляют. Никогда не понимал, какое удовольствие можно находить в том, что ослепляет и оглушает. Я не испытываю ни малейшего стремления стать глухим и слепым.
Еще на что-то надеясь, Самуил сказал:
– Лотарио хотел тебе что-то сообщить.
– Сообщит завтра утром, – отмахнулся Юлиус.
– Он будет беспокоиться, не зная, куда ты пропал.
– Я передам ему через ливрейного лакея, что был вынужден удалиться и прошу его сопровождать принцессу вместо меня. Ну же, идем.
– Хорошо, пойдем, – согласился Самуил.
Они спустились по лестнице, миновали вестибюль и только хотели открыть наружную дверь, как она сама отворилась.
Вошла дама, высокая, с жестким взглядом голубых глаз, с роскошными белокурыми волосами, прекрасная, сияющая, надменная.
Она опиралась на руку старика, чьи черты выдавали безнадежную посредственность; то был баденский посланник.
– Видишь! А все твои проволочки! – раздраженно прошипел Юлиус на ухо Самуилу.
Принцесса направилась прямо к Юлиусу:
– Что такое, господин граф? Вы уходите?
Он залепетал:
– Уже так поздно… Я думал, что вас задержали и вы не придете.
– А между тем я здесь. Вашу руку.
И, бесцеремонно оставив баденского посланника вместе с его рукой, она оперлась на руку Юлиуса. Потом, оглянувшись на старца, имевшего довольно жалкий вид, она промолвила:
– Вы позволите, не правда ли?
Юлиус бросил на Самуила взгляд жертвы, неохотно покорившейся своей участи.
– Так что, поднимемся наверх? – сказала принцесса.
– Сию минуту, сударыня, – отвечал Юлиус и, повернувшись к Самуилу, шепнул:
– Раз так, встретимся в полночь. Я присоединюсь к тебе.
И он об руку с принцессой стал подниматься по лестнице. Баденский посланник шел рядом с ними.
Поколебавшись с минуту, Самуил тоже решил вернуться.
На свой балкон он вышел в то же мгновение, когда принцесса с Юлиусом показались в посольской ложе.
Принцесса по обычаю красивых женщин, являющихся на представление во время действия,
Олимпия, подобно остальным, тоже оглянулась.
Увидев Юлиуса рядом с этой женщиной, она побледнела и быстро поднесла свой букет к лицу, спеша скрыть охватившее ее смятение.
– Что с вами? – спросил лорд Драммонд, который только что вошел в ее ложу.
– Ничего, – отвечала она.
Заканчивался третий акт.
Не успел еще занавес опуститься, как она повернулась к лорду Драммонду:
– Вы соблаговолите предложить мне руку, чтобы проводить до кареты?
– Как? Вы хотите уехать, не дослушав до конца? – удивился англичанин.
– Да, мне это надоело. И потом, я себя чувствую немного усталой.
– Едемте, – сказал лорд Драммонд.
От Самуила не ускользнуло волнение Олимпии. Он бросился было к ней.
Но она уже была на лестнице, шла под руку с лордом Драммондом – торопливо, чуть ли не спасаясь бегством.
Увидев рядом с ней англичанина, Самуил не осмелился задержать ее, заговорить с ней. Однако следом за ними шел Гамба, к нему-то он и обратился:
– Синьоре нездоровится?
– О нет, синьор, – весело отозвался Гамба, – совсем наоборот! Она никогда не чувствовала себя лучше, потому что, когда лорд Драммонд на минуточку вышел, чтобы принести ее манто, она мне сказала: «Гамба, уложи за ночь наши вещи – завтра на рассвете мы едем в Венецию».
И Гамба степенно удалился, Самуил же остался стоять как громом пораженный.
«Ах ты, черт возьми! – говорил он себе. – За каким дьяволом мне теперь тащиться с ним на эту венту?
XV
Общество карбонариев
Покидая Оперу в одиночестве, Самуил Гельб всерьез спрашивал себя, стоило ли посещать эту венту, не лучше ли было бы совсем не ходить туда.
Какой в этом теперь смысл? Есть куда более неотложные заботы. Непредвиденное известие, которое мимоходом сообщил ему этот дурень Гамба, спутало и нарушило все его планы.
Сейчас всего важнее было не Юлиуса взбодрить, а не упустить Олимпию.
Но как удержать ее? Горечь, с которой певица говорила о принцессе, волнение, которого она не сумела скрыть при виде царственной любовницы Юлиуса, входящей в посольскую ложу, и главное, ее решение сейчас же уехать в Венецию, все доказывало Самуилу справедливость его догадки: да, она любит графа фон Эбербаха.
Нет сомнения, что, если бы Юлиус поспешил к ней, он смог бы убедить ее остаться. Но каким образом добиться от Юлиуса с его вялым безразличием, чтобы он, не медля ни минуты, помчался к Олимпии? И откуда у него возьмется жар души, необходимый, чтобы помешать ей уехать?