Адские игры.
Шрифт:
Раньше мы работали вместе, случайно. Но между нами никогда не было того, что принято называть близостью. Мы не одобряем методы друг друга.
– Кто-то еще? – уточнил я.
– Вы можете добавить имя любого, кто хоть когда-нибудь имел дело с нашим отцом, - сказала Элеонора, стряхивая пепел на бесценный ковер, искренне не задумываясь об этом. – Никто и никогда не мог пожать Папе руку и сохранить при этом все пальцы.
– Но ни одному из них не хватило бы яиц, чтобы ему угрожать, - сказал Уильям.
– Они могли жестко разговаривать через своих адвокатов, но никто
– И что произошло?
Уильям усмехнулся.
– Джунгли съели наемников. А Папа съел Божественного Хилли. В течение нескольких месяцев, насколько я понимаю, кусок за куском. Конечно, это было еще до нашего рождения. С тех пор он мог смягчиться.
– Говорят, что некоторые части Божественного Хилли все еще живы, в каком-то потайном подземелье под Гриффин-Холлом, - мечтательно сказалаЭлеонора.
– Что Папа до сих пор хранит его где-то здесь для особых случаев. Когда хочет, чтобы на праздничный банкет подали что-то особенное.
– Никогда не прикасайтесь к закускам, - Уильям продолжал ухмыляться. – Многие из врагов Папы исчезли...
– Нашего отца боятся все, - кратко добавила Элеонора.
– Никто не осмелится прикоснуться к Мелиссе, потому что они знают, чтоон сделает в отместку. У всех на Темной Стороне подгибаются колени и наклоняется шея из-за того, что милый Папочка может сделать и уже делал в прошлом.
– У меня - нет, - сказал я.
Элеонора с жалостью посмотрела на меня.
– Вы здесь, не так ли? Вы пришли, когда он позвал.
– Но не потому, что испугался.
– Нет, - сказала Элеонораа, задумчиво разглядывая меня.
– Может быть, не из-за этого.
Казалось, она находила перспективу интригующей.
Я посмотрел на Уильяма.
– Расскажите мне про Мелиссу. Какие чувства вы к ней испытываете. Вы не кажетесь слишком расстроенным ее пропажей.
– Мы не слишком близки, - Уильям сильно нахмурился. – И никогда не были. Папа об этом позаботился. Настояв на том, чтобы она с младенчества воспитывалась здесь, под его крышей, а не росла со мной и Глорией. По соображениям безопасности. Ага, точно. С нами она была бы в полной безопасности. Но нет, все должно было быть, как хотел он, - как всегда. Он хотел быть уверен, что мы бы не настроим ее против него. Он всегда должен контролировать все и вся.
– Даже семью? – переспросил я.
– Семью - больше всего, - ответила Элеонора.
– Вы могли бы возразить отцу, - сказал я Уильяму.
Настала его очередь смотреть на меня с жалостью.
– Иеремии Гриффину не говорят «нет». Я не знаю, почему он так стремился лично ее вырастить, - сказал Уильям. – На нас он столько сил не тратил.
– И вы позволили ему забрать ваших детей, - продолжал я, - Мелиссу и Павла.
– У нас не было выбора!
– воскликнула Элеонора, но она почему-то казалась слишком усталой, чтобы как следует злиться. Она смотрела на сигарету в своей руке, как будто не имея понятия, что это такое.
– Вы не представляете, что значит иметь отцом Гриффина.
– Я бы мог устроить бучу, - сказал Уильям, - но мне бы хотелось попытаться самому растить Мелиссу. Глорию это не волновало, но ведь Глория до этого никогда и не была биологической мамой, не так ли, дорогая? Я не стал спорить с Папой, потому что ... ну, потому что так поступают все. Просто его...слишком много. С ним нельзя спорить, потому что у него всегда найдется ответ. Вы не можете спорить с человеком, который прожил множество жизней, который все уже раньше видел и делал. Я иногда задаюсь вопросом, каким человеком я мог бы стать, если бы мне посчастливилось родиться сыном кого-то другого.
– Не бессмертным, - сказал я.
– Это так, да, - сказал Уильям. – Это именно так.
После только что сказанного он стал нравиться мне немного больше, но мне все же нужно было задать ему еще один вопрос.
– Почему вы ждали вступления в седьмой брак, чтобы завести детей?
Его лицо резко окаменело, а я внезапно снова стал врагом, который виновен во всех смертных грехах.
– Не ваше дело, черт побери!
Я посмотрел на Элеонору, но она лишь холодно взглянула в ответ. Я на мгновение прикоснулся к чему-то внутри них, но этот момент прошел. Поэтому я посмотрел на Глорию и Марселя в их дальнем углу.
– У кого-то из вас есть что сказать?
Глория и Марсель посмотрели на своих супругов и покачали головами. Им нечего было сказать. Это было именно то, чего я ожидал.
Я оставил их вчетвером в Библиотеке, тщательно закрыв за собой дверь, и повернулся к Гоббсу.
– Остался еще один член семьи, которого я не видел. Павел Гриффин.
– Мастер Павел никогда ни с кем не встречается, - рассудительно ответил Гоббс. – Но, если вы хотите, то можете с ним поговорить.
– Вы меня конкретно достали, Гоббс.
– Это включено в услугу, сэр. Последнее время мастер Павел редко выходит из своей спальни. Этот подростковый возраст... Он изредка связывается по внутреннему телефону, а пищу для него слуги оставляют под дверью. Вы можете попытаться поговорить с ним через дверь. Возможно, он отзовется на новый голос.
Снова назад по коридорам к лифту, а потом опять на верхний этаж. Мне не приходилось столько ходить пешком уже много лет. Если мне еще раз придеться вернуться в Гриффин-Холл, я возьму с собой велосипед. Мы вновь оказались перед очередной закрытой дверью спальни. Я очень вежливо постучал.
– Это Джон Тэйлор, Павел, - я изо всех сил старался говорить в моем самом безобидном стиле «я-здесь-только-чтобы-помочь».
– Могу я поговорить с тобой, Павел?
– Вы не можете войти!
– раздался пронзительный, почти визгливый подростковый голос.
– Дверь заперта! И защищена!
– Все в порядке, Пол, - быстро сказал я.
– Я просто хочу поговорить. Об исчезновении Мелиссы.
– Ее забрали, - ответил Павел. Было похоже, что он прямо за дверью. В его голосе не было...тревоги или впечатлительности. Там был страх.