Адвокат черной королевы
Шрифт:
– Алина. Ну, так откуда ей было знать, что…
– Конечно. Как ей было не знать, что ее милый друг мертв?
– Ой, Регина, ты не поняла! Данилкин на самом деле жив. Это просто мистификация смерти. Маленький спектакль, только и всего, – разводила руками Дубровская. Надо же, ей казалось, что она объяснила все так подробно!
– Считай, как хочешь. Но тебе не кажется, что с твоей доброй подругой связано немало иных странных случаев?
– Например?
– Например, история со спущенными шинами ее автомобиля. А как тебе пропажа «бриллиантовых слез»?
– Ума не приложу,
– А не могла это сделать сама Алина? Как думаешь?
– Но это чепуха! Зачем ей это надо?
– Вот теперь мы подошли к самому главному вопросу: зачем Павловская плела против тебя интриги? Правильнее сказать, из-за кого?
– Так из-за кого?
Регина вздохнула.
– Кажется, кто-то из нас называл себя адвокатом по уголовным делам. Правда, я уже и забыла, кто именно… Даю разгадку: весь сыр-бор был организован из-за твоего Андрея!
– Не может быть! Павловская мне говорила, что они – просто друзья!
– А ты всегда веришь тому, что тебе говорят?
– Разумеется, нет! Но она была так убедительна.
– Она усыпила твою бдительность. Стать твоей лучшей подругой – это была толковая идея. Многого бы она добилась, если бы действовала прямолинейно? Истерики, выяснения отношений, ревность – это мало способствует любви. Находясь с тобой рядом, получив доступ ко всем твоим секретам – она ловко использовала ситуацию. Родители Мерцалова возненавидели тебя: посчитали тебя дурно воспитанной охотницей за богатым женихом. Алина поставила на тебе крест – представив тебя воровкой! А Андрей? Сколько бы он ни говорил о своей любви, но благодаря стараниям Павловской даже он почувствовал к тебе охлаждение. Еще бы! Любимая девушка, которая в скором времени должна стать его женой, на самом деле не только ревнивая дура (это было бы еще простительно), но и ловкая интриганка. Прибавь к этому постоянное давление родителей, без устали твердящих – она тебе не пара! Подумай о тех грязных сплетнях, какие ему приходилось выслушивать. Он не решался тебе их повторить и мучился в одиночку, размышляя, правда это или ложь. Недаром говорят, дыма без огня не бывает…
– Но она казалась такой милой! – возражала Лиза.
– Конечно! Будь она злобной мегерой – она бы так не преуспела. Скажи, почему она постоянно гостила в доме Мерцаловых? Что ей было там делать, если, как она утверждала, ее совсем не интересовал их сын?
– Но их родители – хорошие друзья!
– Отличная отговорка! Но стоит ли молодой, красивой женщине тратить свое драгоценное время в гостях у пожилых друзей ее родителей. Неужели ей больше нечем было заняться? Ты когда-нибудь слышала о любовном увлечении Павловской? Может быть, о каком-нибудь ее сердечном друге?
– Вообще-то нет.
– Конечно! В глазах родителей Мерцалова, да и самого Андрея, она должна была оставаться чистой и непорочной. Не то что ты – воровка и мошенница! Она кинула тебе наживку в виде арбитражного дела, зная, что ты, как незрелый специалист, не заподозришь подвох. Вот ты и попалась!
– Ты забываешь одну вещь, Регина, – прервала рассуждения подруги Дубровская. – Даже если Павловская организовала для меня все эти приключения, она жестоко за это поплатилась. Кто-то же ее убил? Не будешь же ты утверждать, что она специально утонула в ванне, для того только, чтобы мне насолить?
– Не буду, – задумалась королева. – Это то, что я не могу пока объяснить. Однако мои догадки насчет твоей подруги верны. Я чувствую это сердцем.
– Слушай, Регина. Ты такая рассудительная и неглупая, как же тебя провел твой лысый джентльмен? – недоумевала Лиза.
– Ты забываешь одно, девочка. В чужих делах всегда легче разобраться, чем в своих… Кроме того, я продолжаю верить, что он любил меня.
Дубровская не успела возразить.
– Не говори мне ничего! А то я рассержусь.
Спорить с Королевой было бесполезно…
Семен Иосифович терпеть не мог больницы. Сам он предпочитал предупреждать болезнь, а не лечить ее. Но если все же случалась такая напасть, он оставался дома. Его хороший знакомый, преуспевающий врач, брал на себя все хлопоты: организовывал консультации со специалистами, подбирал средний медицинский персонал для выполнения назначений докторов. Грановский выздоравливал, а курс реабилитации проходил где-нибудь за рубежом. Свежий воздух, омолаживающие процедуры и новые впечатления быстро восстанавливали его силы. Домой он приезжал здоровым, молодым и энергичным.
Но сегодняшний его визит в лечебное учреждение был вынужденным. Сын Данилкина согласился на встречу и был вправе диктовать условия. Впрочем, иного варианта не было. Александр проходил лечение в диспансере. Болезнь, о которой уклончиво говорил начальник колонии, была типичной для бывшего заключенного – запущенная форма туберкулеза.
Внешний вид Данилкина-младшего подтверждал самые мрачные медицинские прогнозы. Худой, но жилистый, с мертвенно-бледным лицом и лихорадочно горящими глазами… Грановский почувствовал себя неуютно.
– У вас есть носовой платок? – первое, что спросил Данилкин.
Ничего не понимающий адвокат полез в карман, вынул сложенный в несколько раз платок с вышитой монограммой «С.Г.» и протянул больному.
– Нет, – замотал головой Данилкин. – Это нужно вам. Закройте нос и рот. У вас ведь наверняка нет с собой повязки?
Грановский, конечно, не захватил с собой повязку, но дело было даже не в забывчивости старого адвоката. Грановский об этом подумал, но было не совсем удобно вести разговор с человеком, которого пытаешься склонить на свою сторону, и одновременно прятаться от него за стерильной маской. Хорошо, что сам больной проявил инициативу. Семен Иосифович почувствовал к нему расположение и благодарность.
– Сядьте подальше и рассказывайте, зачем пришли. Только покороче. У меня не так много сил. Приблизительно через полчаса у меня процедуры.
Александр вытащил из кармана больничной пижамы часы и сверился со временем. Семен Иосифович вытянул шею, чтобы лучше рассмотреть интересную вещицу в руках Данилкина. Он знал толк в старинных вещах и даже являлся обладателем неплохой коллекции раритетов. Поэтому карманные часы с замысловатой змейкой-цепочкой сразу же привлекли его внимание. Слишком уж нелепо смотрелась эта, вне всяких сомнений, дорогая вещь в руках заросшего щетиной человека в синей с полосками пижаме.