Адвокат дьявола
Шрифт:
были исчисления, эксперты Синдиката были в этом уверены. Остальное? Какая–то
математика, но не известная людям. Странные символы появлялись среди чисел и
формул. Те символы знали все эксперты организации, так было с тех пор, как первый
корабль разбился в Розуэлле.
На пятом экране два подростка целовались на ковре у пустой кровати. Одежда была
на них, но все шло к понятному результату. Они так затерялись в поцелуях и ласках, что
не замечали происходящее
трепетали на полках. Не видели, как белая пленка появляется на изображении Иисуса на
стене. Они не видели, как крест сияет, нагревается и начинает таять.
Они не видели этого, а камера записывала.
Герлак склонился, чтобы рассмотреть происходящее на шестом экране.
Подросток ворочался от жуткого кошмара. Его спальня была пустой, кроме пяти
предметов. Кровать, на которой он лежал, тумбочка, склеенная скотчем, старый стул,
тяжелый металлический крест, что был прикручен к потолку над кроватью, и складной
нож. Мальчик ворочался, говорил на неизвестном языке. Они отдавали записи всего, что
мальчик рассказывал экспертам Синдиката. Первые отчеты беспокоили. Эксперты
считали, что в определенном сне мальчик говорил предложениями, но слова были из
разных источников. Только несколько слов удалось перевести, это был диалект древнего
арамейского языка. Не просто мертвого языка, а диалект, на котором говорили в регионе
Галилея, который отличался от обычного говора в Иерусалиме. Лингвисты Синдиката
считали, что диалект спящего мальчика был особой версией арамейского языка, на
котором могли говорить Иисус и его ученики.
Но на этом диалекте было только несколько слов. А еще были слова на версии
греческого языка, известной как койне, и из древней версии еврейского с элементами
финикийского.
Слова из этих языков были 5 процентами того, что говорил мальчик. Что он кричал.
Остальное было спутано или на не известном для ученых Синдиката языке. Некоторые
слова были такими, что мальчику было больно произносить их. Он много раз просыпался,
кашляя кровью от того, что надрывал гортань и язык. Словно эти слова не должны были
произносить люди.
Этой ночью он повторял арамейскую фразу, которую эксперты расшифровали
месяцы назад. Фразу Дэнни и Герлак знали наизусть, хоть и не понимали значения.
Перевод фразы был записан на полоске белой хирургической ленты на краю экрана.
ОНА ИЗМЕНИТ МИР. НЕБЕСА ПАДУТ.
Эти слова могли ничего не значить, но он кричал их в абсолютном ужасе.
На седьмом экране была красивая пятнадцилетняя
одетая в скромную пижаму, лежащая на кровати, пропитанной потом. Она ворочалась во
сне, и постель сбилась вокруг нее. Над ее кроватью вспыхивали разноцветные огоньки,
как маленькие фейерверка, но они появлялись и исчезали из ниоткуда, не оставляя ни
следа. Никто в Синдикате не понимал, что это за огни.
– Нет… – она стонала. – Прошу… нет…
Дэнни сказал:
– Хоть кто–то из них знает, что происходит?
– Некоторые знают, – сказал Герлак. – Многие – нет. А что?
– Кажется, что им больно. Откуда нам знать, что это их не убьет?
Герлак и второй мужчина переглянулись.
Они молчали.
ГЛАВА 14
Дом Скалли
3 апреля, 12:33
Сон не помогал сбежать.
Совсем.
Глубоко ночью Дана проснулась во сне, зная, что спит, но боясь, что все так же
реально, как наяву. Она знала, что не сможет описать это ощущение словами. Стены
между фантазией и реальностью рушились.
И это ужасало.
Такое бывает, когда проблемы с головой? Это определение безумия?
Сон разворачивался, как фильм.
Она проснулась в комнате, но была не в пижаме. Она была в темном костюме, почти
мужском. Темно–синие штаны и пиджак, белая рубашка, образ смягчала только тонкая
золотая цепочка, на которой висел крестик, и отсутствие галстука. Ее волосы были
жестче, короче и уложены в строгом стиле. Туфли на каблуках.
Это была не ее одежда, но она ей подходила. Они словно принадлежали ей. Но, когда
она встала, было что–то странное. Вес на ее бедре. Дана пересекла комнату, у зеркала
расстегнула пиджак, отогнула его и увидела пистолет.
Пистолет.
Он был небольшим, скрывался в кожаной кобуре, пристегнутой к ее поясу.
– Что…? – пробормотала она.
Дана знала пистолеты. Дети военных всегда знали. Ее братья и папа брали их с
Мелиссой в тир в любой городе, где они жили.
– Пистолет нужно трогать с умом, Старбек, – сказал ее папа, когда они впервые
пошли в тир. Он называл ее Старбеком. Он был Ахавом. Все началось, когда они впервые
прочитали вместе «Моби Дика». Эту книгу она любила, а Мелисса ненавидела. Книга
создала связь с отцом, которую Дана не всегда ощущала. Связь, казалось, часто
прерывалась. Порой он казался далеким, холодным, и его холод передавался ей,
отталкивал ее. А потом он улыбался, и глаза хитро блестели, ярко, как Полярная звезда, и