Адвокат дьяволов
Шрифт:
Эффект от появления в администрации города этого документа был подобен взрыву!
Оспорить его ни прокуратура, ни кто-либо еще просто не могли. И тогда чекисты, милиционеры и прокуроры стали искать виновных в выносе этого документа из тюрьмы. Проводились бесконечные служебные проверки, опрашивали Коняхина, его сокамерников, работников СИЗО. В итоге определили сделать «стрелочником» во всей этой истории меня и только тогда успокоились. А я и не отрицал, что не только принимал участие в создании данного документа, но и являлся автором самой этой идеи. Более того, мне не было необходимости делать что-либо
Для чего все это было мною сделано? Не только для того, чтобы привлечь к мэру Коняхину дополнительное внимание (внимания со стороны общественности и СМИ к нему самому и его делу было предостаточно), но чтобы обезопасить самого Коняхина от все более усиливающегося на него давления со стороны следствия и фээсбэшников.
А те, постоянно запугивая Геннадия, высказывая угрозы в адрес его супруги или обещая ему «небольшой» срок лишения свободы, пытались добиться от него добровольного сложения полномочий мэра.
— Не делай этого, — со своей стороны уговаривал я его, — в противном случае от тебя отвернутся твои избиратели, которые любят и поддерживают тебя. К тебе потеряют интерес и журналисты. А сам ты окажешься в камере для обычных зэков, где совсем иные условия и порядки. И постарайся не демонстрировать публично свою любовь к жене и сыну, не показывать никому своих личных переживаний, не раскрывай чувств, не признавайся, что ты тоскуешь, что тебе плохо без них, и даже того, что ты, к примеру, захворал. Все твои признания, твою тоску и болезни следствие будет использовать против тебя — создаст тебе еще более невыносимые условия: лишит тебя свиданий, переписки, передач, медикаментов…
На моей стороне всегда была Ирина Коняхина, миловидная, хрупкая с виду, но мужественная, волевая женщина, которая сделала все возможное для его освобождения, — все, что могла сделать жена и друг.
И Коняхин все выдержал.
Все, что я ему советовал, он исполнял безупречно. Позднее, уже в суде, Геннадий просто выучил наизусть свои будущие показания, которые я ему написал. Написал с учетом показаний свидетелей. А это минимум десять страниц печатного текста! Тем самым Коняхин не позволил гособвинителям сбить себя с толку во время допроса.
Но до суда, за период длительного следствия, нам пришлось пережить еще много неприятностей и создать в ответ кучу неприятностей для следователей, прокуроров и местных чекистов.
Например, спустя некоторое время после издания скандального распоряжения мэра пришлось устроить еще одно шоу прямо у дверей кемеровской тюрьмы — в качестве ответной меры против «наездов» на Коняхина и на меня за это его распоряжение.
В одно прекрасное утро, солнечное и морозное, к СИЗО № 1 города Кемерово подъехали заведующая горфинотделом и один из заместителей мэра Ленинска-Кузнецкого с кипами бумаг в руках. Их сопровождала группа журналистов. Служащие мэрии стали требовать свидания с Коняхиным.
— Он должен подписать документы!.. Это крайне важно!.. Финансовые отчеты обязан проверить сам мэр!.. Без подписи мэра мы не имеем права выдавать зарплату людям!.. — наперебой объясняли они работникам СИЗО. У тех от всего этого (да еще под объективами видеокамер) глаза полезли на лоб.
Сотрудников СИЗО охватила паника, ведь с подобной ситуацией они никогда ранее не сталкивались.
Шоу продолжалось всего несколько минут, но этого вполне хватило, чтобы о «действующем мэре Коняхине» вновь заговорили все кругом, а чекисты, поняв, что их снова обыграли, хотя бы на время оставили нас в покое.
Год спустя мне передали слова заместителя начальника УФСБ по Кемеровской области: «В тот период Беляк все время нас опережал на один шаг. Мы вот-вот готовы были вывести его из дела, но он прилетал в Кемерово и всякий раз что-нибудь здесь устраивал совершенно новое, отчего нам приходилось отказываться от своих планов…» Согласитесь, такая оценка работы адвоката чего-то да стоит!
Но я и сам в деле Коняхина открыл для себя нечто новое — то, с чем раньше никогда не сталкивался.
Вначале Коняхин, можно сказать, совершенно случайно (от своего сокамерника — бывшего офицера правоохранительных органов) узнал, что один из его местных защитников — платный информатор, попавшийся когда-то с наркотиками. Потом, уже в ходе судебного процесса, выяснилось (городок-то маленький, все друг о друге почти все знают), что к другому его кемеровскому адвокату приезжали люди от Жида и предложили продолжить защищать Коняхина, но «без особой прыти» — чтобы тот сел, и желательно надолго. И адвокат якобы согласился на такое предложение, подкрепленное денежными знаками.
Узнав про это, я, если честно, не поверил ни единому слову наших информаторов. Но потом пришла новость с другой стороны — из самого суда: этот адвокат, оказывается, приходил к судье и просил его перенести слушание дела с октября на… вторую половину января следующего года. Мотивируя это все тем, что скоро, в ноябре, начнутся ноябрьские праздники, потом — Новый год и Рождество. А дело, дескать, большое и сложное, «длительные перерывы нежелательны»…
При этом его подзащитный находился, как известно, не под домашним арестом или под подпиской о невыезде, а сидел в многоместной камере Кемеровской тюрьмы. И с ним этот адвокат такую перспективу рассмотрения дела даже не обсуждал.
— Ну что, теперь убедился? — спросил меня Коняхин.
И все равно мне не хотелось верить, что мой коллега работает против нас.
— Вы подготовили текст показаний Коняхина по вашим эпизодам? — спросил я его, когда мы в очередной раз оказались вместе в СИЗО. Адвокат, при распределении обязанностей между нами, взял себе лишь два эпизода из общего списка обвинений, мотивируя это плохим самочувствием и загруженностью по другим делам.
— Нет, ну а какие проблемы? — беззаботно улыбаясь, ответил он. — Давайте сейчас вместе и напишем.
— Но ему же выступать послезавтра! — едва сдержался я. — А текста еще нет. К тому же сейчас мы хотели с Геннадием обсудить ту часть, что готовил я…
— Да ладно, чего вы? Все равно по этим эпизодам будет обвинительный приговор…
Коняхин молчал, но я видел, что он тоже на грани срыва.
Я его обнял, однако говорить ничего не стал. Теперь я вдруг начал опасаться утечки информации.
— Раз так, — произнес я, — то занимайтесь, чем хотите. А я поеду в Ленинск, отдохну. Текст по остальным эпизодам у тебя, Гена, есть, читай.