Адвокат дьяволов
Шрифт:
«Ну, 30-е так 30-е», — подумал я, укладывая, как обычно, в портфель бутерброды для Лимонова и себя. Ради праздника к копченой колбасе и сыру был добавлен слабосоленый лосось, к шоколаду — печенье, а к воде — кока-кола.
Я знал, что Эдуард колу не любит, предпочитая ей простую воду, но ради Нового года, подумалось мне, ему придется потерпеть. Ведь в пол-литровой пластиковой бутылке из-под кока-колы была только половина этого напитка, а другую половину составлял шотландский виски.
Да, я признаю, что делать этого не следовало, что это не только непростительная глупость и мальчишество,
Когда я приехал в Лефортово, Эдуард уже более часа сидел в кабинете одного из следователей за отдельным столом и знакомился с делом. Он подробно читал каждый документ, после чего наиболее важные моменты из него переписывал в большую тетрадь.
К декабрю Эдуард уже прилично оброс и теперь в своей спортивной куртке, из-под которой выглядывала тельняшка, походил на типичного питерского художника-митька.
Я разделся и сел за соседний, слева от него, стол. Третий стол в кабинете, прямо напротив нас — у окна, занимал следователь.
Полистав один из томов дела, я предложил Лимонову перекусить. Следователь, как обычно, не возражал. Выложив на свой стол еду и поставив бутылки с водой и с колой, я предложил следователю присоединиться, но тот деликатно отказался, и мы с Лимоновым начали есть. При этом Эдуард продолжал просматривать документы.
Я предложил ему выпить колы, но он отказался.
Тогда я взял лист бумаги и размашисто написал на нем:
«Эдуард! Попроси у меня глотнуть колы. Я разрешу. С наступающим Новым годом!»
И положил лист на стол перед Лимоновым.
Прочитав написанное, Эдуард вопросительно взглянул на меня, я кивнул ему, и тогда он произнес:
— Сергей! Ты не дашь мне глотнуть колы? Что-то и впрямь захотелось.
— Бери, конечно, — как можно более равнодушным тоном сказал я и тут же свернул пластмассовую крышку с холодной бутылки.
Лимонов взял бутылку, сделал глоток и улыбнулся.
Двести пятьдесят граммов виски для человека, который восемь месяцев не пил ни капли спиртного, наверное, чересчур много. Но я понял это слишком поздно, когда Лимонов чуть ли не залпом опустошил всю бутылку, после чего уже более энергично пошли в ход бутерброды и все остальное.
Через несколько минут алкоголь развязал Лимонову язык, и его, что называется, понесло. Он начал что-то весело вспоминать, стал рассказывать о Париже. К нашему оживленному разговору подключился следователь, и к изучению материалов дела мы уже не вернулись.
В кабинете стоял устойчивый запах спиртного, Лимонов продолжал что-то говорить, а я гадал: успеет или не успеет он хоть немного протрезветь до того, как за ним придет конвой?
Пусть говорит, решил я. Чем больше будет разговаривать, тем скорее придет в себя, так как разговор концентрирует его внимание и не дает расслабиться. Иначе — пипец.
Я смотрел на следователя, но тот вроде бы ничего не замечал. Или делал вид, что ничего не замечает. Я допускаю это, потому что среди членов следственной группы было несколько вполне приличных людей.
Выйдя в туалет, я тщательно промыл там бутылку из-под кока-колы, но запах виски в ней все равно оставался. По крайней мере, мне так казалось.
В итоге я просидел с Лимоновым максимально возможное время.
— На ужин вам опаздывать нельзя, — сказал следователь, вызывая конвой.
Когда конвоир пришел за Лимоновым, тот был уже в полном порядке.
— С наступающим! — поздравили мы с Эдуардом друг друга перед тем, как его увели. — С Новым годом!
Трагикомедия
— В этом году скучать вам не придется, — съязвил майор Шишкин, когда мы с Лимоновым вновь встретились у него в кабинете после новогодних праздников.
Да, 2002 год обещал быть интересным: завершалось предварительное расследование, а там не за горами был и сам суд.
Ощущение того, что на нас надвигается снежная лавина, не покидало меня ни на минуту, когда я начинал думать о предстоящем судебном процессе.
Но когда ждешь чего-то неминуемого и ужасного, как больной ждет смерти, то, как ни странно (а может быть, наоборот — естественно!), хочется жить, хочется новых ощущений, радости и даже веселья. Безрассудство приходит к человеку чаще всего именно в такие моменты жизни.
В конце января, как я уже упоминал, я собрался поехать отдохнуть в свой любимый Таиланд, куда езжу почти ежегодно вот уже лет двадцать. Но в тот год я решил оторваться по полной: из Таиланда планировал слетать на несколько дней в Гонконг, потом — в Сингапур и снова вернуться в Таиланд. Вся поездка должна была занять чуть больше месяца. Лимонова я предупредил об отпуске заранее (он знал о моем помешательстве на Таиланде и других странах Юго-Восточной Азии), а в Следственном управлении ФСБ России меня должен был подменить адвокат Иванов.
Но впереди еще были две недели скучной работы в СУ и жизни в холодной, заснеженной Москве.
Бородатого, длинноволосого Лимонова приводили в СУ в черном овчинном тулупе, том самом, в котором он был год назад на Алтае. В кабинете следователя Лимонов снимал тулуп не сразу, а иногда вообще оставался сидеть в нем.
Он вынимал из потертого полиэтиленового пакета большую толстую тетрадь в клеточку, пару шариковых авторучек, брал у следователя очередной том дела и, сев за стол, часами аккуратно, педантично выписывал из него в свою тетрадь все самое важное.
В том, как серьезно и ответственно подходил он к выполнению этой работы, и был весь Лимонов! Именно так он и работал всю свою жизнь, именно так он и относился всегда к тому, чем ему приходилось в этой жизни заниматься.
Если кто-то хочет понять Лимонова, хочет разобраться в причинах того, как и почему харьковскому рабочему пареньку из семьи военного Эдуарду Савенко удалось стать одним из самых известных в мире современных русских писателей и политиков Эдуардом Лимоновым, просто представьте себе ту картину, которую я только что описал.