Адъютант генерала Май-Маевского
Шрифт:
В январе 1920 года, по доносу провокатора Хижниченко (впоследствии разоблаченного и в 1923 году расстрелянного по приговору Главсуда КрымАССР), произошел провал этой группы.
Были арестованы Алексей Белый (Алексеев), Маркиз (Капилетти). Немало пришлось потрудиться агентам политического розыска и контр-разведки, пока удалось арестовать т. Сафьяна (Спиро). Он был рыжий, и в один прекрасный день агенты контр-разведки стали хватать на улице всех рыжих и тащить их для выяснения личности к своему начальству. Было арестовано до сорока рыжих, но нужного «рыжего» не находилось. И не удивительно: т. Сафьян (Спиро) догадался к тому времени перекраситься
В конце же концов контр-разведке удалось его арестовать. Ему грозил расстрел. Луговик и Буланов, нарядившись в форму штаб-офицеров, подъехали на автомобиле к воротам тюрьмы, и по искусно сфабрикованному ордеру, за подписью полковника Леуса, начальника политического розыска, тюрьма выдала т. Сафьяна.
К тому времени в тюрьме очутились и тт. Михаил и Иван Чудновы с обвинениями в принадлежности к актив-членам РКП(б) и подготовке вооруженного восстания. Им была предъявлена ст. 108 первой части X тома старого «Свода Законов Российской Империи», грозившая смертной казнью. Сергей Полянский бежал из города в район леса (селение Джалман), а Лука Луговик и Алеша Буланов ежедневно меняли квартиру.
Тов. Михаил Чуднов был свидетелем самочувствия тюремщиков, когда через неделю явился настоящий следователь и, вместо арестованного, получил фальшивый ордер! Примчался сам полковник Леус и, потрясая кулаками и неистово матерясь, орал на начальника тюрьмы полковника Жизневского:
— Мерзавец, прохвост, что наделал: триста ворон оставил, а сокола, сукин сын, выпустил.
Когда контр-разведка посадила в участок т. Литвинова, группа решила освободить его. Восемь подпольщиков переоделись в форму нижних чинов, а Лука Луговик и Алеша Буланов снова в офицеров. Окружили одного из своих, имитируя захват бунтовщика, и такой процессией явились в участок. Дежурный офицер доложил полковнику, который в это время производил проверку караула. Полковник ответил.
— Пусть подождут.
Тов. Луговик ударил полковника по физиономии, а тов. Буланов сорвал с него погоны. Под угрозой смерти, моментально обезоружили караул. Освободили Литвинова и других политических заключенных и посадили на их место золотопогонников и караул.
Контр-разведка долго не хотела признать себя побежденной. Однажды Сафьян, Луговик и Буланов шли на собрание по Почтовому переулку. Неожиданно два контр-разведчика подхватили Сафьяна под руки с торжествующим возгласом:
— Наконец-то, голубчик, попался!
Но идущие сзади Луговик и Буланов открыли стрельбу. Заварилась драка с агентами и подоспевшими юнкерами. В результате все три подпольщика скрылись через сквозной двор синагоги. Подобный случай произошел и при попытке окружить конспиративную квартиру. Исключительно благодаря стойкости и храбрости товарищей, а особенно Алеши Буланова, спаслись все товарищи до единого. Вот почему мы проводили Алешу как самого родного человека, и прямо не представляли себе, кем заменить такую потерю! [15]
15
Мною даются только весьма краткие отрывки, рисующие некоторые моменты работы этой организации. Много в высшей
В книге «На двух берегах» рисуется крымское подполье; бежавший из врангелевской тюрьмы т. Чуднов устраивается... комендантом американской миссии, белые эвакуируются, через год т. Чуднов уезжает в Константинополь и на Балканы, и там ведет подпольную работу и... встречается с персонажами, указанными в моей книге «Адъютант генерала Май-Маевского».
ШТУРМ ШАХТ.
По распоряжению т. Мокроусова, была послана связь к Альминскому партизанскому отряду, которым командовал Сережка Захарченко (Забияченко). Через несколько часов от Сережки прибыли военком Леонид Киселев и партизан Антон Кубанец. Они заявили о полном своём подчинении Мокроусову. Альминский отряд был, как батальон, влит в 3-й Повстанческий Симферопольский полк. Затем мы двинулись к Бешуйским копям.
С большими предосторожностями ночью мы подкрались к шахтам. Все же часовой услышал стук копыт и шорох.
— Стой! Кто идет?
Мы замерли. В двух шагах от нас переговаривались:
— Господин поручик, я слышал шум...
— Тебе вечно кажется,— небрежно ответил офицер.
Я отдал распоряжение идущим впереди ротам:
— Первый вправо, второй влево, в цепь!
Послышался шорох, и белые встревожились.
— Стой!
Затрещал пулемет.
— Часто начинай! Пулеметный огонь!— громко скомандовал я. Эхо повторяло раскаты стрельбы, ловило малейшее движение отряда. Казалось, что с нашей стороны наступает не менее тысячи.
— Вперед! Ура! Ура!
Партизаны бросились на шахты. Отряд белых в числе восьмидесяти трех человек, — из них восемь офицеров, при шести пулеметах,— разбежался. Несколько офицеров спряталось вблизи шахты в окопы, опутанные проволочными заграждениями, и зачастили из пулеметов. Но их одинокая попытка не спасла шахты от красных. Мы ворвались в офицерские флигели. По всем признакам, мужчины удрали в одном белье. А их полуодетые жены не понимали в чем дело.
— Где же ваши вояки? — спросил Мокроусов.
Одна из жен дерзко ответила, окидывая нас презрительным взглядом:
— Кто вы такие и как смеете врываться к нам?
— Мы краснозеленые. Простите, что побеспокоили. Но вы нам не нужны. Мы только удивляемся, что храбрые мужья бросили жен.
Женщины побледнели и дрожащими голосами запросили пощады. Мокроусов только досадливо отмахнулся. Не было времени объяснять, что краснозеленые — не разбойники. Мы побежали из помещения. Мокроусов распорядился:
— Товарищ Макаров. Попридержите белых подольше. Когда я зажгу шахту, я пришлю весть, Тогда можно отступить.
Белые, не жалея патронов, развили сильный огонь из Максима. Партизаны лежали в цепи за деревьями.
Я крикнул:
— Белогвардейцы, послушайте, что вам скажу! Колчак расстрелян, красные войска под Варшавой, за что вы бьетесь? За капиталистов? Бросьте оружие, переходите к нам, мы вам гарантируем жизнь. Сдавайтесь!
Меня перебили:
— Убирайся к такой-то матери, босяк! Семеновцы не сдаются.
— Ну хорошо, сволочь! Мы вас живьем возьмем! — пригрозил я. И, обернувшись к партизанам, гаркнул во всю глотку, на поучение белым: