Адъютант генерала Май-Маевского
Шрифт:
Май-Маевский перебил:
— Необходимо учесть, что большевистская зараза разнуздала мужика и засела в голове рабочего. Это наблюдается в занятых нами местностях.
Врангеля точно передернуло от слов Май-Маевского. Он ответил:
— На случай, если эта сволочь, темная масса взбунтуется, у нас есть молодая гвардия (молодой гвардией назывались части корниловцев, марковцев и дроздовцев). Пушки, пулеметы и снаряды пришлют союзники.
Видя, что разговор между Врангелем и Май-Маевским может обостриться, генерал Романовский
— Владимир Зенонович, Антон Иванович разрешил вам формировать Белозерский полк, но без ущерба для остальных частей. Необходимо подтянуть Шкуро, ограничить его самостоятельность.
Май-Маевский утвердительно кивнул головой. Деникин встал с кресла.
— Но довольно об этом, поедемте на фронт, посмотрим, что там делается,— предложил Деникин.
— Антон Иванович, зная, что вы поедете на позицию, я приготовил паровоз и два вагона. Всем поездом ехать не рекомендуется: не вполне исправные дороги,— доложил Май-Маевский.
Через несколько минут паровоз с двумя вагонами двинулся на фронт, на станцию Харцызск.
На фронте было затишье, изредка слышалась ружейная перестрелка. Генералы прошли вдоль фронта редкой цепи лежавших рядами бойцов. Появление целой группы золотопогонников привлекло внимание красных. Вспыхнула густая перестрелка, затрещали пулеметы. Один из свиты Деникина был убит наповал, смертельно ранило стрелка из цепи; схватившись руками за раненый живот, он бессмысленно смотрел на Деникина, бормоча бессвязные слова. Генералы, не взглянув на раненого, продолжали обход фронта. Только Май-Маевский сказал одному из штаб- офицеров.
— Плохо, когда нет достаточной медицинской помощи. Красные не на шутку обстреливают нас, мы служим для них хорошей мишенью, но, с другой стороны, наш обход укрепит стойкость бойцов.
— Рискованно, ваше превосходительство: может случиться несчастье. Пуля не разбирает никого. Не лучше ли пойти к бронепоезду? Оттуда хорошо наблюдать.
В этот момент Деникин отдал распоряжение наступать.
Врангель протяжно заорал:
— Кор-ни-лов-цы, впе-ред, бей-те крас-ную сво-лочь!
Редкие цепи встали и ускоренными шагами пошли вперед. Деникин крикнул:
— Да здравствует единая неделимая Россия!
— Ура, ура, ура! — пронеслось по фронту. Пулеметы затрещали сильнее.
— Антон Иванович, смотрите, смотрите: на левом фланге красные бегут, — сказал Май-Маевский.
— Отступают по всему фронту. Около будки еще держатся. Скажите, чтобы бронепоезд продвинулся вперед и фланкировал огнем будку, — отрывисто кидал Деникин, осматривая в бинокль общее положение фронта.
Бронепоезд из пулеметов и легких орудий обстреливал будку. Красные не выдержали сильного огня и отошли.
— Ну, теперь нам делать нечего. Мы свое сделали, поедемте, — сказал Деникин.
Вблизи вокзала, в садике, офицеры снялись группой, с Деникиным в центре. Затем поезд под звуки оркестра двинулся в Ростов.
ГЕНЕРАЛ-БАНДИТ
На станции Иловайской в вагон к Май-Маевскому вошел генерал Шкуро.
— Отец! Ты с своей стратегией не... (крепкое ругательство). Мои терцы и кубанцы — не твои солдатики, которых ты бросаешь туда-сюда!
— Успокойся, Андрюша, в чем дело? — перебил его Май- Маевский.
— Я туда не поеду, куда ты посылаешь. Ты знаешь отлично, если кубанцы и терцы не пограбят, так и воевать не будут. Мне нужны винные заводы, поместья, а на чорта сдались красные голодранцы!
Май-Маевский начал успокаивать генерала, а я исподтишка рассматривал этого бандита.
Генерал-лейтенант Шкуро был среднего роста, блондин, 31 года, с голубыми хитрыми глазами, курносый. В империалистическую войну он служил есаулом. Настоящая фамилия его — Шкура; для благозвучности сменил «а» на «о». Шкуро оказывал огромное влияние на раду, заставил ее произвести себя в полковники, а потом в генералы. Он устраивал дикие оргии и отличался бандитскими наклонностями.
По взятии Москвы, Деникин предполагал разжаловать Шкуро и предать суду за грабежи и самовластие.
Шкуро, небрежно выслушав ряд доводов, объясняющих значение операции, сказал:
— Ну ладно. Посмотрим на эти танки. Отец, хочешь обедать? Поедем. Девочки есть, цымис. Хорошо проведем время.
— Нет, Андрюша, мне немного нездоровится. В следующий раз как-нибудь, — протягивая руку, уклонился Май-Маевский.
— Как хочешь. Поедешь — не пожалеешь, — ответил Шкуро, уходя из вагона.
— Прибыли танки! — весело сообщали добровольцы друг другу, толпясь у прибывшего поезда, состоявшего из нескольких пульмановских платформ. Грозно смотрели стальные чудовища, четыре больших, остальные поменьше. Рядом с танками стояли англичане и инструктора. Надменно, с сознанием собственного превосходства они смотрели на толпу любопытных. Железнодорожники и рабочие стояли небольшими безмолвными группами: на их лицах лежал отпечаток скорби.
По приказанию Май-Маевского танки двинули на станцию Ханженково, куда одновременно пошел и поезд Шкуро. С Ханженкова должно было начаться общее наступление, под прикрытием танков.
Поезд генерала Шкуро состоял из нескольких хороших вагонов, гремели два оркестра музыки: симфонический и духовой. В вагоне, где помещался Шкуро с Май-Маевским, находилась целая свора разодетых шансонеток; с утра до вечера у Шкуро не прекращались оргии. Шкуро полулежал на диване; не обращая внимания на Май-Маевского, который одиноко сидел за небольшим столиком и пил водку, бандит запел свою любимую песенку:
Со своею ватагой я разграблю сто городов... Лейся да лейся белое вино, Ты на радость нам дано...