Адъютант генерала Май-Маевского
Шрифт:
Шкуро мрачно молчал.
— Андрюша, я забыл сказать... слышал такую чушь про тебя, — никак не могу поверить. Говорят: ты производишь в офицеры по своему усмотрению, помимо ставки. Правда ли это?— спросил Май-Маевский.
— Отец, а что если — не чушь, а действительность? Как ты на это смотришь? — засмеялся Шкуро.
— Я считаю, что такое явление в армии недопустимо. Представь картину, если комкоры начнут производить самостоятельно в своих частях. Получится такая неразбериха, всякие награды и чины потеряют значение!—уже зло объяснил Май-Маевский.
—
— Но позволь! Почему же ты настаиваешь на своем производстве через ставку? Ты мог бы надеть погоны, какие тебе нравятся, и все дело.
— Нет, отец, ты меня не понимаешь. Мы в трех соснах заблудились. Старшинство необходимо. Я же не произвожу в генералы, — это дело ставки. Но произвести в хорунжие и есаулы — это другое дело. Тут уже ничего не поделаешь: нужно, и делу конец, — твердо сказал Шкуро.
— Нет, нет! Я с тобой не согласен. Ты меня прости, это — произвол. Зачем нужны формальности твоего производства? — раздражался все больше Май-Маевский.
— Ха-ха-ха, я не хочу разговорчиков: «Шкуро произвел себя в генералы». Когда по моему положению мне нужно было быть полковником и генералом, я, будучи на Кубани, сказал раде: произвести меня! И моментально был генерал-майором. Хотя и артачились немного, но это не важно.
Никто не может сказать, что я сам себя произвел. Меня произвела рада.
— Другими словами, ты, пользуясь давлением на раду, сам себя произвел, — засмеялся Май-Маевский,
Шкуро встал с кресла, самодовольно улыбаясь:
— Оставим эти ненужные разговорчики. Повторяю: цель оправдывает средства. Лучше скажи, где думаешь провести сегодня время? Не поедешь ли ты к добрым армянам? (крупные богачи в Ростове), — сказал Шкуро.
— А тебя, что, приглашали? — иронически спросил Май- Маевский.
— На что! — смеясь, ответил Шкуро. — Чудишь ты, отец. Те времена прошли. А на что у меня Федька? Встал я сегодня утром и думаю, где бы хорошо время провести? Крикнул: «Федька, бери машину, поезжай к армянам и скажи, что генерал Шкуро в три часа приедет в гости». Вот и дело. А ты думаешь, отец, не приготовят ликерчики? О, все на ять будет: музыка, девочки. Что то особенное!
— С удовольствием бы, Андрюша, поехал, но у меня много оперативных дел.
Шкуро перебил:
— Брось, отец! У тебя вечно операция и операция. Не торопись: в Москву всегда сумеем попасть. Ты знаешь, отец, если хочешь, я сразу буду в Москве. Твой Мамонтов против меня ничего не стоит.
— Что ты, Андрюша, шутки, что ли, шутишь?! Ну, прорвешь фронт, я в этом не сомневаюсь, пойдешь вперед, даже славируешь, так что попадешь в Москву, ну а потом?
— А потом три дня попьянствую, повешу кого надо, и пулю в лоб.
— Но ведь это безумие! Сам погибнешь и корпус погубишь.
— А для чего мы живем?! За такие минуты удовольствия я всегда готов жизнь отдать. Но мы с тобой заговорились долго. Если хочешь, то я Федьку пришлю. Он тебя отвезет на
— Нет уж, Андрюша, поезжай ты. А я, сказал тебе, очень занят. В следующий раз с удовольствием.
Выйдя из кабинета, Шкуро крикнул:
— Федька, машина готова?
— Есть!
Я посмотрел в окно. Кубанцы подняли шашки на подвес. Шкуро садился в автомобиль и наказывал своему адъютанту:
— Федька, ты такой же караул ставь всегда и везде, где я остановлюсь.
Машина тронулась. Шкуро полулежал на мягких подушках авто, шинель распахнулась, бандит выставлял напоказ красную подкладку.
После ухода Шкуро, Май-Маевский впал в раздумье, выкуривая папиросу за папиросой. Встав, прошелся по комнате, обернулся ко мне:
— Скажите машину подать и позовите ко мне Прокопова. Мы сейчас поедем в штаб.
В штабе Май-Маевский подошел к прямому проводу.
— У аппарата Деникин.
— У аппарата Май-Маевский.
— Здравия желаю, ваше превосходительство. Я только- что говорил со Шкуро: его необходимо по телеграфу произвести в генерал лейтенанты. Я ему сказал, что он с Покровским представлен одновременно. Я думаю, Антон Иванович, производство роли не играет. Вы поймете меня. Дела на киевском направлении очень успешны. Падение Киева — вопрос ближайших дней, необходимо поторопиться с обмундированием. По взятии Киева, я выеду туда.
— Владимир Зенонович, вам направляется обмундирование. Я твердо уверен: с падением Киева последует падение и ряда других городов. Относительно Шкуро, я сейчас же отдам распоряжение произвести его в генерал-лейтенанты. Велю передать это распоряжение по телеграфу. Желаю вам полнейшего успеха.
Спустя несколько часов штаб армии получил телеграмму Деникина о производстве генерала Шкуро в генерал-лейтенанты. Эта телеграмма была немедленно передана Шкуро. Самовластный бандит надел приготовленные заранее погоны с тремя звездочками и отдал распоряжение своему корпусу праздновать три дня. Алъютант Федька объехал кое-кого из генералов, приглашая на «торжество по случаю назначения».
В гостинице «Метрополь» собрались все артистические знаменитости, и с приездом генерала Май-Маевского открылся банкет. Раскаты нескольких оркестров духовой музыки сливались с пьяными выкриками, шумом моторов и резкими рожками автомобильных сирен в фантастический концерт, от которого уставали барабанные перепонки. Шкуро сидел на большом диване. На его коленях уютно устроились две молодые женщины с бокалами в руках. Шею бандита обвили руки известной певицы Плевицкой. Шкуро, полупьяный, сказал:
— Надюша, легче! Задушишь...
Плевицкая, смеясь, отвечала:
— Я тебя люблю больше всех!
И осыпала Шкуро горячими поцелуями.
В разгаре этого «пира во время чумы», на улице против «Метрополя» собралась большая толпа граждан.
В атмосфере, насыщенной алкоголем, на балконе второго этажа гостиницы появился генерал Май-Маевский. Он произнес короткую речь, кончив ее словами:
— Россия создается кровью Добровольческой армии и будет опять великая, неделимая. Ура!