Адъютант генерала Май-Маевского
Шрифт:
— Ваше превосходительство, подпишите смертные приговоры уличенным в большевизме.
Генерал, не рассматривая, подписал: «Утверждаю. Май- Маевский».
Я возмутился. Когда полковник Щукин ушел, я не сдержался :
— Ваше превосходительство! Как же вы подписываете, не читая? Ведь из-за личных счетов могут подсунуть любой смертный приговор. О Щукине ходят плохие слухи.
— Что вы мне ересь говорите, капитан! Я ему верю, а красной сволочи пощады быть не может. Позовите лучше Франчука. Я позавтракаю, а потом поедем встречать Брикса.
Я успел перемолвиться с братом о сообщениях
Подали машину, и на Сумской мы встретили четыре автомобиля с англичанами. Май-Маевский встретил Брикса и повел по фронту выстроенных войск. Англичанин шел впереди, а Май-Маевский, как подчиненный, сзади. Брикс на ломаном русском языке крикнул: «Здравствуйте, герои- корниловцы !»
— Здравия желаем, ваше превосходительство, — ответили войска, а буржуазия неистовствовала:
— Ура! Ура-а!
Брикс разговаривал с Май-Маевским по-французски, с его длинного лица не сползала самодовольная улыбка. После церемониального марша, Брикс с Май-Маевским уехали в штаб армии (в гостиницу Гранд-отель), на банкет. Сюда собрались высшие чины штаба, духовенство и особо привилегированная аристократия. Все внимание было сосредоточено на Бриксе, точно он был правителем России. Шампанское лилось рекой, произносились бесконечные тосты. Музыка играла английский гимн, кричали «ура» королевскому правительству. Брикс пил очень мало; выражение лица говорило о том, что он чувствовал себя хозяином, а присутствующих милостиво соглашается считать своими слугами. Но дикая пляска джигитов с кинжалами расшевелила даже высокомерного англичанина. Он пришел в восторг. После банкета высокого гостя повезли в государственный драматический театр. Опять овации и цветы от буржуазии. Во время действия я шепнул генералу:
— Ваше превосходительство. Вероятно, генерал Брикс любит цыган, а в «Буффе» имеется сейчас хороший хор.
Май-Маевский обрадовался: цыгане были его любимым развлечением. Мы уехали в «Буфф» со второго действия. Князь Адамов, посланный раньше, приготовил генералам встречу. Мы подкатили к ресторану, и оркестр грянул патриотический марш. Прохожие останавливались и озлобленно смотрели на пьяную ватагу. Брикс с Май-Маевским разошлись и полураздетым женщинам за восточные танцы бросали большие деньги. В пьяном угаре и пляске офицерьё орало вместе с цыганами: «еще раз, еще раз, еще много, много раз...».
В это время на фронте рекою лилась кровь.
Май-Маевского и Брикса уложили в автомобиль в невменяемом состоянии и развезли по квартирам. На другой день в саду, в здании коммерческого клуба, собрались все гражданские власти и представители буржуазного общества. Генерал Брикс произнес приветственную речь на английском языке. Слушатели осыпали Брикса вопросами о положении на юге России; переводчик еле справлялся.
Брикс спросил: «Есть ли у вас сырье и в каком количестве?..», — больше он ничем не интересовался. Из клуба генерал Брикс пригласил Май-Маевского к себе на интимный вечер. За столом Брикс торжественно сказал:
— Владимир Зенонович, от имени своего правительства поздравляю вас со званием «лорда». За вашу доблесть и новую стратегию вы награждаетесь орденами св. Михаила и Георгия.
Подняв стакан с виски, Май-Маевский в сильно возбужденном состоянии засвидетельствовал свою преданность английскому королю Георгу в лице ген. Брикса.
Брикс пообещал выслать ордена в ближайшем времени. Разговор генералов принял совсем дружественный характер. А мы с адъютантом англичанина беседовали о способах борьбы белых и красных.
На другой день я спросил генерала:
— Ваше превосходительство, как видно, Брикс остался доволен. О чем вы говорили?
Май-Маевский был в хорошем расположении и с улыбкой ответил:
— Они Россией интересуются постольку, поскольку имеют личьые выгоды. Англичане — народ хитрый! Заменить гарнизонную службу цветными войсками Брикс категорически отказался, ссылаясь на одесский случай. Англичан интересует исключительно экспортный вопрос.
Брикс уехал, а Май Маевский отбыл на фронт орловского направления. Вблизи станции Глазуновка стояли колонны корниловцев. После оглушительного «ура» и торжественной встречи генерал громко спросил:
— Доблестные корниловцы сколько верст до Москвы?
— Четыреста.
— Четыреста двадцать.
— А сколько корниловских переходов?
— Двадцать!
— Восемнадцать!
Май-Маевский громко крикнул:
— За восемнадцать — ура!
— Ура, ура, ура! — прогремело в ответ.
На обратном пути в Харьков Май-Маевский разговаривал с генералом Ефимовым.
— Подъем у корниловцев есть. Продвигаемся быстро. Если красные не учтут момент, — успех обеспечен. Судя по газетам, Каменев все силы бросил на Колчака. Меня пугает, как бы эти силы не обрушились на нас.
— Владимир Зенонович, я предполагаю, Деникин учитывает положение на колчаковском фронте. Еще ряд ударов вызовет у красных панику, и они безусловно будут принимать меры к приостановке нашего движения.
— Плохо, что у нас нет резервов, которые можно было бы бросить, вслучае нажима, — сказал Май Маевский.
— В этой войне нужно иметь сноровку. Бои идут исключительно по линиям железных дорог, и резервы
необходимы. Скажите, Владимир Зенонович, ваше мнение о Брусилове? Мне кажется, он играет большую роль у красных?
— Помимо Брусилова, у красных служат Гутор, Клембовский, Поливанов, Заиончковский и много других генералов. Все они, по занятии нами Москвы, будут оправдываться невозможностью перехода. Несомненно, Брусилов помогает Троцкому. Я удивляюсь, почему Деникин церемонится с ген. Болховитиным? [4] Такого мерзавца давно нужно было повесить. Он послужил бы хорошим примером для тех, кто находится в Совдепии и служит красным.
— Я также не понимаю Деникина. Колчак просил офицеров. Почему не послать? Небольшой ущерб для нас.
4
Ген. Болховитин находился у красных на фронте. Воспользовавшись удобным моментом, перебежал к
белым. Деникин за службу у красных разжаловал генерала, но потом снова восстановил в чине.