Аэроплан-призрак
Шрифт:
Инженер подошел к Вуду и стал смотреть через его плечо в письмо.
Взгляд его блуждал. Несколько раз он прикладывал руку ко лбу, как бы для того, чтобы успокоить невыносимую боль; затем проговорил каким-то глухим, неестественным голосом:
— Да, это мой почерк… И все же, клянусь моей честью, я не писал этого.
Полицейский холодно заметил:
— Старый прием. Отрицание таких неоспоримых доказательств не поможет вам.
Но Франсуа оборвал полицейского таким повелительным и энергичным жестом,
— Это письмо — фальсификация, фальсификация, слышите?! Все ложь! — закричал юноша.
Он подошел к лорду Фэртайму.
— Поверьте мне, я прошу вас! Мне нет дела до других!..
Лорд казался смущенным. По выражению его лица, по легкому движению головы Франсуа догадался о том, что происходит у него в душе:
— Вы не верите мне…
— Надеюсь, что вы сумеете опровергнуть выдвинутые против вас обвинения.
Мучительно вскрикнув, инженер упал в кресло.
— Вы надеетесь?.. Значит, вам кажется возможным, чтобы я написал это гнусное письмо…
— Вы преувеличиваете, мой бедный друг… Любовь…
— Не надо примешивать к этому любовь, — гневно перебил его Франсуа, — вы были так добры ко мне, оказали столько доверия… Мисс Эдит так чиста… И вы считаете, что я мог бы солгать вам, воспользовавшись вашим расположением…
Инспектор подумал, что было бы неплохо прекратить этот затянувшийся разговор.
— Будет лучше, если вы прибережете свои аргументы для суда, — решительно заявил он.
Франсуа закрыл глаза, стиснул руки, как бы подавляя приступ невыносимой боли, и голосом, в котором слышались рыдания, пробормотал:
— Вы правы!..
Поклонившись лорду с кротостью, которая выражала больше отчаяния, чем слова, он вымолвил:
— Прощайте, лорд… Прощайте…
И, не дожидаясь ответа, обратился к полицейскому:
— Я готов следовать за вами.
Вдруг все трое невольно вскрикнули. Дверь распахнулась, и на пороге появилась Эдит, вся в слезах, но со сверкающими глазами.
— Эдит! — сурово окликнул ее Фэртайм.
Но бедная девушка, всегда тихая и кроткая, так посмотрела отцу в глаза, что тот почувствовал себя смущенным. Он понял, что горе изменило его дочь.
— Простите, что я не слушаю вас, отец, — медленно произнесла она голосом, зазвеневшим жалобно, как разбиваемый хрусталь, — но в нем вся моя жизнь, и я хочу, чтобы он знал, что я его люблю, несмотря на все обвинения… и вместе с ним буду бороться с ложью!
Франсуа смотрел на нее, как потерянный. Он не мог произнести ни слова. Тогда девушка подошла к нему, заставила его пригнуться и обняла в последний раз. Затем стала в сторону и, высоко подняв голову, не вытирая слез, гордо сказала:
— Ступайте, Франсуа.
Франсуа, а за ним Атлей Вуд покинули комнату.
XI. Виновники позора
— Ох, Марга! Ты становишься сентиментальной. Сначала ты одобрила мой план, а теперь у тебя такой вид, точно ты черт знает кого похоронила. Объясни мне, пожалуйста, чем вызвана эта резкая перемена?
Молодая женщина пожала плечами.
— Как я вам могу объяснить то, чего сама не понимаю?
Фон Краш яростно топнул ногой по ковру и гневно-насмешливым тоном закричал:
— Черт бы побрал всех женщин! В каждой из них живет дух противоречия!
Немец и его дочь сидели в роскошной комнате. Из открытого настежь окна была видна набережная Виктории, мост и станция подземной железной дороги Блэк-фрайерс, а по другую сторону Темзы, лениво несущей свои мутные воды, виднелись Гуде, Соутварк и Ватерлоо. Барки, пароходы, катера и лодки беспрерывно сновали по реке, оттуда доносились то удары колокола, то пронзительные свистки, то заунывный вой сирены.
— Попытаюсь-ка я немного разогнать туман в твоем маленьком умишке! Когда этот французишка…
— Оставьте, пожалуйста!
Фон Краш громко расхохотался.
— Понимаю!.. Будущего зятя нельзя называть французишкой… Превосходно, пусть будет по-твоему! Когда французский инженер отказался от твоей руки…
— Зачем вспоминать об этом?
— Чтобы найти булавку, которая тебя колет. Так вот, после той неудачи, сознайся — ты почувствовала себя очень уязвленной. Я же сказал тебе: дочь моя, не мучай себя, я доведу этого мальчика до того, что он будет смотреть на твою любовь, как на желанный дар небес. Тогда я изложил тебе мой план, который ты вполне одобрила.
— Нет, нет! — резко перебила она отца.
— То есть как это нет! Ты…
— Я только покорилась вам, папа… Если бы можно было придумать что-нибудь другое, будьте уверены…
— Ты бы, конечно, предпочла это!.. Да и я тоже, может быть! Но к чему рассуждать о том, чего нет! В конце концов ведь ты уже согласилась.
— Ну, допустим.
— План мой в общих чертах состоял в том, что я должен был действовать, во-первых, как глава сыскной службы в Германии, во-вторых, как отец — следовательно, мне нужно было приобрести для отечества знания и ум этого человека, а для дочери — мужа.
Маргарита с грустью опустила голову.
— Чтобы достигнуть этой двойной цели, я и подумал: нужно, чтобы Франсуа д’Этуаль был обесчещен. Если его приговорят к чему-нибудь вроде ссылки, он несомненно возненавидит нацию, осудившую его. С другой стороны — старый англичанин Фэртайм не слишком будет настаивать на том, чтобы его дочь вышла замуж за каторжанина. И в заключение — Франсуа будет вырван и у Англии, и у своей невесты.
— Ценой каких мук! — глухо пробормотала молодая женщина.