Аэроплан-призрак
Шрифт:
— Этого не может быть! — воскликнула Эдит.
— И я такого же мнения, — подтвердил лорд. — Это просто смешно! Но вам известно, конечно, что мы, англичане, уважаем наши законы. Я попрошу вас, дорогой Франсуа, совершенно спокойно ответить на все вопросы господина инспектора. Он несомненно заблуждается и будет рад принести вам свои извинения.
Д’Этуаль отнесся ко всему этому очень спокойно.
— Вы безусловно правы. У нас, во Франции, есть старая галло-римская пословица: «Ошибаться — свойственно человеку, но настаивать на ошибке — свойственно дьяволу»…
Атлей Вуд поклонился.
— Вот и отлично! — сказал Фэртайм. — Садитесь, Франсуа. Вы, Эдит, останьтесь с нами. Надеюсь, скоро мы от всей души посмеемся над этим.
Инспектор устремил свои серые глаза на инженера.
— Вы — Франсуа д’Этуаль, инженер-авиатор, проживающий в Париже, по Отейльской улице, в семейном пансионе Вильнев?
— Да, я подтверждаю это.
— Сегодня утром вы прибыли в Сен-Мало…
— И позавтракал в этом доме! — шутливо прибавил молодой человек.
— С нами вместе, — вставила Эдит, желая принять участие в разговоре. Но улыбка застыла на ее губах, когда Атлей Вуд окинул ее печальным взглядом.
— Почему вы так на меня смотрите? — взволнованно спросила она у полицейского.
Инспектор печально наклонил голову.
— Потому что я должен попросить вас удалиться, сударыня… Тот… разговор, который я должен продолжать, не может происходить в присутствии молодой девушки.
— Уступите, Эдит, — тихо вымолвил инженер, — уступите, чтобы не затягивать этой истории.
Она сдержанно встала, сделала несколько шагов к двери, но вдруг вернулась, обвила обеими руками шею молодого инженера и проговорила:
— Все ваши поступки могут быть только добрыми и благородными, Франсуа… Я ваша невеста и хочу, чтобы все об этом знали. Что бы ни случилось — я вас люблю и никогда не полюблю другого!
Она убежала, а лорд Фэртайм досадливо заерзал в своем кресле, полагая, что дочь его напрасно компрометирует себя перед агентом полиции.
Последний, казалось, был тронут таким заявлением. Он откашлялся, как бы желая прочистить голос, и пробормотал:
— Очень сожалею. Удручен тяжелой обязанностью. Если бы знал, я бы передал ее кому-нибудь другому.
— Ну! — воскликнул лорд с нетерпением. — Объяснитесь наконец, и прекратим эту возмутительную сцену… В моем доме нет убийцы! Объясняйтесь же!
— Сейчас, сейчас…
И, повернувшись к Франсуа, инспектор продолжил допрос:
— В пансионе Вильнев вы несомненно знали некую Лизель Мюллер.
— Лизель Мюллер?
Молодой человек повторил это имя с растерянным видом. Что это? Вчера целый день он то и дело сталкивался с ней. А сегодня о ней заговорила английская полиция.
— Были ли вы с ней знакомы? — настойчиво спросил инспектор.
— Конечно: она работала переводчицей в пансионе. Я не обращался к ее услугам, но не мог не знать ее, живя в одном доме.
— Да, да… Вы жили вместе в одном доме…
— Вместе?.. Вот так новость!
Но инспектора, по-видимому, нисколько не убедило такое решительное заявление Франсуа. Поведение Вуда приобрело угрожающий характер, а следующие слова он произнес уже тем властным тоном, который употребляют представители закона, говоря с обвиняемыми:
— Будет лучше, если вы во всем признаетесь! У нас есть доказательства вашей связи с мисс Лизель Мюллер… и, следовательно, преступление относится к «совершаемым в порыве страсти»…
IX. Доказательства, которые нельзя объяснить
Лорд Фэртайм и Франсуа ошарашенно уставились на инспектора.
Атлей Вуд протянул к ним руку, между пальцами которой был зажат маленький стилет с синеватым лезвием длиной не более пяти сантиметров и ручкой, оригинально украшенной золотом и слоновой костью.
— Откуда у вас мой кинжал?! — удивленно воскликнул инженер.
Полицейский напыжился и с торжествующим видом произнес:
— Вы утверждаете, что этот странный кинжал принадлежит вам?
— Конечно. Я искал его в течение двух последних недель, меня очень беспокоила пропажа, так как клинок его отравлен.
— Соком одного деревца, растущего на полуострове Малакка. Что же касается самого яда, используемого туземцами, то, введенный в организм уколом, он вызывает спазм сосудов головного мозга.
— Верно. Несчастный, которому сделают подобный укол, превращается в идиота.
— Все проясняется… Некто вас стесняет. Выделаете маленький укол и таким образом избавляетесь от нежелательного партнера. А он, в свою очередь, не может обвинить своего «убийцу»… Возле жертвы находят орудие преступления — и я, Атлей Вуд, имею полное право прикоснуться к вашему плечу и сказать: «Именем закона вы арестованы».
Рука полицейского тяжело легла на плечо Франсуа. Затем он обратился к лорду Фэртайму — возмущенному, дрожащему, не смеющему произнести ни слова:
— Если мистер Франсуа д’Этуаль согласится добровольно последовать за мной, мы сможем избегнуть скандала. В ста метрах отсюда находится мой автомобиль. Мы пройдем к нему, не вызвав ничьего подозрения — чего я искренне желаю из уважения к почтенному лорду.
— Инспектор, вы в самом деле арестуете его?
— Извините, милорд, но пусть сначала мистер Франсуа д’Этуаль ответит на мой вопрос.
— Поверьте! — с болью проговорил инженер. — Я искренне хочу, чтобы это недоразумение не бросило тень на дом, в котором мы находимся.
Выслушав Франсуа, полицейский похоронным тоном заявил:
— А теперь я хочу оправдать свои действия. Извольте выслушать, на основании каких доказательств я обязан так поступить.
Жестом он пригласил всех занять свои места.
— Я не судья, — продолжал полицейский. — Все, что говорится при мне, — не имеет никакого значения. Тем не менее я попрошу мистера Франсуа д’Этуаля помолчать. Я предоставляю объяснения лорду Фэртайму, в дом которого меня привел мой профессиональный долг. Мистер д’ Этуаль жил в Париже, в пансионе Вильнев. Лизель Мюллер работала там переводчицей. По происхождению она креолка и обладает такой исключительной привлекательностью, что можно было бы удивиться, если бы на нее не обратили внимания.