Аэроплан-призрак
Шрифт:
— При чем же здесь татуировка?
— При чем? — воскликнула мисс Лидия, довольная тем, что ее так внимательно слушают. — Да этот бедный мистер Тираль помешался на ней. Он показывал мне ее рисунок в газетах. Он заставил меня сличить рисунок с оригиналом. А когда услышал положительный ответ, казалось, радости его не будет предела. Теперь мистер Тираль проводит целые дни, воспроизводя эту татуировку на клочках бумаги. Постоянно ласкает и целует больную, бормоча какие-то непонятные слова.
Фон Краш опустил глаза, чтобы скрыть их торжествующий
— Как это трогательно в самом деле! Быть может, я смогу немного утешить его?
Мисс Лидия быстро вскочила.
— Пожалуйте за мной.
Посетители прошли длинный коридор со множеством дверей по обе стороны. На каждой двери была табличка с фамилией обитателя комнаты и иероглифами, вкратце излагающими на специальном языке врачебную диагностику болезни данного лица и способ лечения.
Мисс Лидия дважды постучала в одну из дверей. В комнате раздался какой-то лепет. Она приняла его за разрешение войти, повернула ручку замка и тихо сказала:
— Посетители к мисс Лизель.
Затем, поклонившись немцам, дежурная медленно удалилась.
Маргарита неподвижно застыла на пороге, но ее отец бесцеремонно направился в глубину комната.
Лизель сидела в кресле у большого окна, из которого виднелась Ламбет-Роуд. Ее туманный взгляд блуждал по сторонам. Казалось, реальная обстановка для нее не существует.
Лизель была не одна. Недалеко от нее, за маленьким столиком, заваленным бумагами, сидел Тираль. Бухгалтер заметно постарел. Его поредевшие волосы и борода стали почти седыми. С того дня, как он нашел свою дочь безумной, словно долгие годы пронеслись над его головой.
В руках он держал синий карандаш. Покрытая чертежами и вычислениями страница указывала на то, что он погружен в какие-то математические расчеты. Приподнявшись в кресле, Тираль уставился на посетителей, которые, очевидно, не были ему знакомы.
Фон Краш самоуверенно подошел к нему и дружески похлопал несчастного по плечу.
— Мое почтение, господин Тираль… Рад с вами познакомиться. Вы не пожалеете о нашей встрече, когда узнаете…
Он остановился, придвинул к себе кресло и сел.
— Сначала позвольте представиться: фон Краш, бывший купец, в данный момент богатый человек, которому доставляет удовольствие тратить свое состояние на добрые дела.
— А! — произнес Тираль с нескрываемым удивлением.
— Я вас вижу насквозь, герр Тираль. Вы спрашиваете себя, что может сделать для вас моя филантропия? Не отрицайте, я прочел это в ваших глазах! Прекрасно, что вы задаете себе этот вопрос, так как я здесь нахожусь только для того, чтобы ответить на него.
— Серьезно? — спросил рассеянно бухгалтер, бросив беспокойный взгляд на дочь.
— Через несколько дней, дорогой герр Тираль, тот, кто так жестоко обошелся с вашей дочерью, будет приговорен справедливым английским судом.
Бухгалтер наклонил голову, чтобы скрыть свою ярость. Как он ненавидел теперь этого Франсуа д’Этуаля, которого раньше так искренне любил!
— Простите, что напоминаю вам об этом преступнике. Но мне пришлось это сделать поневоле. Теперь займемся жертвой, этим прелестным ребенком, которого нужно вылечить, вернуть ему разум.
Тираль наконец понял. Ведь это его единственная возможность!
— О!.. Мне позволят увезти ее во Францию… Не правда ли? И в институте Пастера я добьюсь того, что там начнут проводить опыты и отыщут противоядие!..
— Нужно много денег для подобной работы, — холодно заметил отец Маргариты.
— У меня будет много денег.
Говоря это, Тираль положил руку на бумагу, в которой только что делал свои вычисления. Собеседник заметил это движение. Беглая улыбка скользнула по его лицу.
— Конечно! Конечно! Вы найдете необходимые средства. Но понадобится время. Никто ведь не знает, сколько времени пройдет, прежде чем исследования приведут к желаемому результату. А до тех пор ваша дочь останется безумной. И молодость ее пройдет в таком прозябании.
Тираль опустил голову, подавленный очевидностью этих горьких истин, а фон Краш снова дружески похлопал несчастного старика по плечу.
— Ладно. Не отчаивайтесь… Я пришел сюда не для того, чтобы вас огорчать… Наоборот… Я хочу, чтобы ваша малютка выздоровела как можно скорее.
— Ах! Если бы все зависело только от моего желания! — простонал бухгалтер.
— Для меня этого достаточно. Я могу помочь вам!
Тираль вскочил на ноги и с мольбой протянул руки к посетителю.
— Вы можете вылечить мою Лизель? — пролепетал он.
Фон Краш серьезно кивнул головой.
— Но как? Как?
— Присядьте, пожалуйста. А теперь выслушайте меня. Я немец и, естественно, мой долг и моя совесть призывают меня помогать моим соотечественникам.
— Однако она не немка…
— Конечно, так как она ваша дочь, а вы — француз. Но она была воспитана в Германии, и мать ее была немецкая подданная… Ребенок считается нашим, немецким, он не знал отца…
— Вы правы… Потеряв рассудок, она даже не знает, что родной отец рядом с ней!
— Не волнуйтесь! Вопрос теперь сводится к тому, чтобы она узнала о своем отце как можно скорее. Что прошло, то прошло… Прошлое нужно забыть. Узнав, что моя соотечественница находится в таком печальном положении, я приехал из Лондона в сопровождении своей дочери Маргариты, которая помогает мне в благотворительных делах.
Молодая женщина отрицательно покачала головой, но этого никто не заметил.
— Вот что я предлагаю. Как только закончится суд, я отвезу вас в Германию и положу больную в клинику доктора Волинца, моего друга, специалиста по ядам, для которого в этой области нет тайн. За месяц, самое большее недель за шесть, он вернет рассудок вашему ребенку. Когда фрейлейн Лизель будет здорова, я предоставлю в ваше распоряжение определенную сумму, ведь важно не только вылечить бедняжку, но и сберечь.