Аэроторпеды возвращаются назад
Шрифт:
В зале стояла мрачная тишина. Сэр Оунли был прав: его сведения действительно не были утешительными. Докладчик обвел взглядом стол, вокруг которого сидели члены Совета, и продолжал:
Я думаю — все это лишь первые ласточки. Я уже не говорю об известном всем мятеже рабочих на военном заводе в Лютеции. Уважаемые господа наверняка знают, что нам пришлось пожертвовать этим заводом, чтобы потушить опасный революционный пожар в центре Галлии… К большому сожалению, результаты последних операций на фронте не позволяют тешить себя надеждами на лучшие перспективы в будущем. Опять-таки, я не говорю об исходе последней операции генерала Ренуара; гораздо более важны психологические последствия поражения Первой армии под командованием генерала Древора, а также разгрома желтоимперской десантной
Члены Совета зашевелились: к предложениям?.
Я требую решительных действий. Иначе мы затянем петлю на собственной шее. Конечно, линии фронтов должны остаться: относительно этого — все карты в руки маршалу Кортуа…
Сэр Оунли еле заметно, с легкой иронией, поклонился старому маршалу, который недовольно склонил голову.
Также необходимо настойчиво продолжать интересные эксперименты с механически-автоматизированными операциями по плану генерала Ренуара…
Сэр Оунли вновь вежливо поклонился, теперь в сторону Мориса Ренуара.
Но, наряду с этим, следует решительно принимать и другие меры. Эпидемия большевизма понемногу захватывает наши войска. А мы до сих пор не послали советским солдатам никакого проявления нашей благодарности за эту эпидемию. Оставим шутки — я позволю себе обратить внимание Совета на средства бактериологической войны. О нет, пусть уважаемые господа не ужасаются. Речь вовсе не идет о каких-то страшных эпидемиях чумы, холеры или других опасных болезней. Проработка этого вопроса, подробное его изучение показало, что подобное мероприятие очень быстро обернулось бы против нас самих. Смертельная эпидемия немедленно перекинулась бы через линию фронта и охватила бы и наши войска. Поэтому речь идет о занесении в тыл Советского Союза такой болезни, как грипп. Да, да, грипп! Эта легкая болезнь чрезвычайно ин — фекционна. Она почти не дает смертельных случаев, человек просто на некоторое время теряет трудоспособность. У него начинается насморк, кашель, ломит все тело; больной заражает всех вокруг. Ничего страшного — только две — три недели нетрудоспособности и больше ничего. Маленький грипп, вот и все.
Не поднимая глаз, старый маршал Кортуа спросил:
А запрет бактериологической войны?.
Сэр Оунли саркастически улыбнулся:
Уважаемый маршал Кортуа намекает на запрещение бактериологической войны, вынесенное Люцернской, Миланской, Лозаннской и Вашингтонской конференциями? О, мы хорошо помним об этих запретах. Ведь мы, вместе с другими государствами, также подписывали эти исторические акты. Но… но есть две небольшие поправки. Первая: разве конференции имели в виду такие несерьезные эпидемии, как грипп? Конечно, нет. На них говорилось о страшных болезнях наподобие чумы, холеры, тифа. Так что с этой точки зрения мы не нарушаем постановлений упомянутых международных конференций. И вторая: каждое правило имеет свои исключения. Мы боремся за культуру, за цивилизацию, против ужасной угрозы большевизма. Разве большевики не употребляют непозволительные средства войны? Все эти их таинственные лучи, загадочные морские магнитные торпеды — разве они выносили это оружие на обсуждение международных конференций? Нет! Значит, свободны выбирать средства и мы.
Сэр Оунли сделал маленькую эффектную паузу и закончил:
Исходя из всего этого, я требую решительных методов, решительных действий, и прежде всего — одобрения бактериологической войны.
Маршал Кортуа беспокойно зашевелился на своем месте. Даже спокойный и выдержанный генерал Ренуар — и тот слегка удивленно поглядывал на сэра Оунли, выдвинувшего перед Советом такой решительный план. Между тем, сэр Оунли снова поднялся и сказал:
Я позволю себе спросить кое-что у уважаемого генерала Ренуара. Надеюсь, у него есть возможность наполнить свои знаменитые аэроторпеды вместо взрывчатых веществ другим грузом?
Любым, сэр Оунли, — ответил Морис Ренуар.
Итак, по моему мнению, аэроторпеды
Совету «Заинтересованных Держав» было желательно. Совет без каких-либо препирательств принял план бактериологической войны Оунли-Виртуса. Его исполнение Совет возложил на генерала Ренуара.
На всякий случай, как выразился сэр Оунли — «для истории», Совет принял секретную резолюцию о бактериологической войне:
«Бактериологическая война в рамках употребления культур легких болезней, таких как грипп, не является чем-то непозволительным. Такие способы войны не противоречат постановлениям международных конференций, запретивших бактериологические средства ведения войны, понимая под этим заражение войск и тыла неприятеля ужасными инфекциями, подобными чуме, холере или тифу. Заражение гриппом, напротив, значительно гуманнее всех других средств войны, поскольку в результате такого мероприятия никто не умирает, а только выбывает из строя, теряя на некоторое время работоспособность. Заражение гриппом с этой точки зрения гуманнее артиллерийской войны, газовой войны, пулеметов и гранат, которые убивают врага».
Не следует удивляться этой резолюции. Она не была чем-то небывалым и, несмотря на всю свою циничность, кардинально не отличалась от многих других постановлений международных конференций. Вспомним хотя бы категорические требования Англии на конференции по разоружению в 1933 году. Тогда Англия выдвигала такое предложение: запрещая бомбардировки с воздуха в целом, позволить ей применять это средство войны в отдаленных местностях, где жители никогда, мол, ничего не имели против того, чтобы их бомбили с воздуха, потому что в таком случае они просто убегают в лес, а бомбы разрушают их дома. Так что, с этой точки зрения, постановление Совета «Заинтересованных Держав» совсем не удивительно, оно просто еще раз доказало, чего стоят все постановления и пакты капиталистических стран.
Однако сэр Оунли был абсолютно прав, когда он угрожал Совету опасностью революционных взрывов в Европе.
Мы сказали бы даже больше: уважаемый сэр Оунли слишком мягко описывал то, что происходило в последние дни в Европе.
Правда, восстание на военном заводе в Лютеции было ликвидировано — вместе с самим заводом. Военный министр выполнил свою угрозу: эскадрилья военных самолетов сбросила тяжелые фугасные бомбы на территорию завода и разрушила главные его корпуса. Вслед за тем войска атаковали полуразрушенный завод и выбили оттуда тех рабочих, которые остались в живых после воздушной бомбардировки. Быстрый и немедленный суд приговорил всех пленных рабочих к расстрелу, как предателей государства. Массовый расстрел рабочих провели той же ночью — значительно быстрее и организованнее, чем в свое время, в 1871 году, когда разъяренная буржуазия расстреливала руками палачей генерала Галифе героических парижских коммунаров…
Но восстание на военном заводе в Лютеции уже сделало свое дело, прогремев во всех странах Европы и Америки. Оно стало героическим образцом храбрости пролетариев, что пожертвовали жизнью в борьбе за международное рабочее дело, выступая против войны со своей социалистической родиной — Советским Союзом. Забастовки рабочих во всех городах капиталистической Европы, восстания солдат и моряков были ответом пролетариата на кровавую расправу буржуазии с рабочими города Лютеции. И сэр Оунли слегка ошибался, упоминая лишь о четырех восстаниях в войсках.