Аэша
Шрифт:
– Почему же мне не верить вам, о братья великой обители, называемой Светом? И что в вашем рассказе особенно чудесного? Вы только познали истину, которая открыта нам уже много, много лет. Вы думаете, что эта женщина возродилась снова там? Вероятно, так и есть, и женщина эта та же, из-за которой я согрешил в своей прошедшей жизни. Только она не бессмертна, как вы думаете. Бессмертия нет. Только гордыня и собственное величие удерживают ее от перехода в Нирвану. Но гордость ее будет унижена, прах и смерть коснутся ее чела. Грешная душа должна очиститься страданиями и разлукой. Если ты найдешь ее, брат Лео, то только для того, чтобы снова потерять, и тебе придется подниматься вторично по той
– Вода делает почву плодородной. Жизнь зарождается там, где пролита вода. Из семян печали взрастет радость, – ответил я Ку-ену.
– Любовь есть закон жизни, – горячо заговорил Лео. – Без любви нет жизни. Я ищу любви, чтобы жить. Я верю в силу рока и исполняю волю судьбы.
– Ты задерживаешь свое освобождение, брат. Что дала тебе эта жрица неправой веры в прошлом? Когда-то ты служил богине природы Изиде. Потом тебя соблазнила женщина, с которой ты бежал. Обманутая богиня, или ее служительница, убила тебя. Но служительница эта – женщина она или злой дух – не хотела умирать, потому что полюбила тебя. Она знала, что в следующей жизни увидит тебя снова, ждала тебя, встретила и умерла, или, по крайней мере, казалось, что умерла. Теперь она возродилась, и вы снова встретитесь для новых страданий. О! Друзья мои, не ходите за горы, останьтесь со мной!
– Нет, – отвечал Лео, – мы поклялись идти и пойдем.
– Идите же, братья, но вспомните мои слова, когда пожнете жатву. Вино, которое вы получите из собранного винограда ваших желаний, будет красное, как кровь, и вы не найдете в нем забвения и покоя. Ослепленные страстью, напрасно ждете вы радости от прекрасного зла. Лучше было бы вам жить одиноко, чтобы слиться с несказанным добром и вечной Нирваной. Вы улыбаетесь и не верите мне, но настанет день, когда вы скажете: «Брат Ку-ен, мудры были слова твои и безумны наши поступки».
Старец ушел, не убедив нас.
Мы почти не спали в эту ночь. Ку-ен предсказал нам скорбь и пролитие крови, если мы пойдем по ту сторону гор; но никакие страдания не могли остановить нас. Итак, Ку-ен думал, что Аэша – богиня древнего Египта, жрецом которой был Калликрат. Он изменил богине и бежал с дочерью фараона Аменартой. Тогда богиня, воплотившись в женский образ Аэши, настигла вероломного жреца и его возлюбленную в Коре и отомстила им. Но пущенная ею стрела поразила ее саму в следующем тысячелетии.
Я много думал, но не мог согласиться с мыслью, что Аэша богиня, а не женщина. Она, может быть, жрица, да; но она все-таки женщина с живой надеждой и страстью. Правда, сама Аэша дала нам понять, что она когда-то была дочерью Неба. Старый шаман из Сибири тоже говорил о ее божественном происхождении… Но оставим это. Что-то ожидает нас за горами? Найдем ли мы там ее? С этими мыслями я заснул.
IV. ЛАВИНА
На следующий день рано утром мы покинули монастырь. Монахи плакали, провожая нас. Мы ушли далеко в степь, а Ку-ен все еще стоял, прислонившись к древней статуе Будды, и смотрел нам вслед. Только мысль о том, что мы встретимся в будущем, в одно из последующих воплощений, утешала доброго старца. «Если же суждено вам вернуться живыми, – сказал он на прощание, – вы всегда будете желанными гостями в нашем монастыре».
Мы пошли на северо-восток. День стоял чудный. Равнина была покрыта ковром цветов. За весь день нам попались навстречу только несколько стад овец да диких ослов, которые спустились с гор на зеленые пастбища. К вечеру мы подстрелили антилопу, расположились под тамарисками и развели огонь. На ужин мы ели жаркое из мяса антилопы и пили чай.
Мы шли по равнине три дня и на четвертый достигли подножия гор, которые тянулись на ее окраине. До сих пор все шло, по выражению Лео, «как по часам», без препятствий и приключений; но тут путь наш стал труднее. Горы были крутые, подтаявший на солнце снег проваливался под ногами и страшно слепил нас своей белизной.
На седьмой день мы пришли к ведущему в глубь гор ущелью. Скоро мы убедились, что идем по настоящей дороге; всюду, даже на краю пропастей, она была плоская, ровная, а скалы носили на себе явный отпечаток работы заступа или иного инструмента человека. Местами были выстроены галереи, они кое-где подгнили, обвалились, и нам приходилось возвращаться и идти в обход, минуя опасное место, но все же мы старались держаться этого проложенного руками человека пути и возвращались к нему.
Больше всего приходилось страдать нам по ночам от холода. Ледяной ветер завывал в ущелье. На десятый день мы вышли из ущелья и переночевали на страшном холоде. У нас не было топлива. Мы грелись, прижавшись к телу нашего яка, но все-таки наши зубы стучали, как кастаньеты. В довершение всех бед, у нас не было воды и, чтобы утолить жажду, приходилось глотать холодный снег. Когда рассвело, мы проползли ярдов сто вперед, чтобы согреть окоченевшие члены на солнце. Лео оказался за поворотом ущелья первым, я услышал его голос и догнал его. И что же? Перед нами открылась земля обетованная.
Мы стояли высоко на горе, а много ниже расстилалась огромная плоская равнина. Должно быть, когда-то это было дно одного из больших озер, которых так много в Центральной Азии. Посреди этой обширной равнины высилась только одна увенчанная снегом гора, вершина которой дымилась. У края кратера этого вулкана виднелся огромный столпообразный утес, в верхней части которого было отверстие.
Итак, вот он, символ наших видений, который мы искали столько лет! При виде его сердца наши забились. Гора эта была гораздо выше окружающих, вот почему свет пламени вулкана, попадая в отверстие столба, достигал величайших вершин близ монастыря. В данный момент вулкан только дымился, но, просыпаясь по временам, он, очевидно, извергал и пламя – источник виденного нами таинственного света.
В долине же, на берегу широкой реки, виднелись белые кровли большого города. В подзорную трубу мы разглядели также хорошо обработанные, засеянные поля с прорытыми по краям рвами.
Мы радовались, видя перед собой землю обетованную и таинственную гору, и были далеки от предчувствия ужасов и страданий, которые мы должны были вынести раньше, чем достигнем Символа Жизни.
Наскоро закусив и проглотив немного снега, от чего у нас заболели зубы и пробрала дрожь, мы навьючили своего бедного измученного яка и тронулись в путь. Мы спускались с горы по удобной дороге, проложенной людьми. Но странное дело, кроме следов диких овец, медведей и горных лисиц, мы не видели ни одного следа человека. Мы утешили себя мыслью, что население равнины пользуется этой дорогой только летом, или, привыкнув к оседлой жизни, и вовсе не поднимается в горы.
Уже стемнело, а мы еще не достигли подошвы горы и разбили для ночлега палатку под защитой утеса. На этой высоте было несколько теплее; мороз не превышал восемнадцати-двадцати градусов. На этот раз мы добрались до воды, а наш як отыскал в проталинах, где солнце согнало снег, немного сухого горного мха.
Наутро мы пошли дальше, но горный кряж скрыл от нас и город и вулкан. В одном месте было ущелье, и дорога вела туда. На полдороге, однако, перед нами, зияя, открылась глубокая пропасть. Внизу слышалось журчание воды. Дорога обрывалась на краю бездны. Что бы это значило?