Афера с редкими монетами
Шрифт:
Когда Билли закончил с объяснениями, Паркер обвел всех присутствующих суровым взглядом.
— Можно было бы обойтись и меньшими силами, — сказал он. — В таком случае мы просто унесли бы меньше товара. Единственный незаменимый здесь Лабатард. Может быть, кто-нибудь желает, пока еще не поздно, выйти из игры?
В столовой воцарилось напряженное молчание, и вскоре Лемке почувствовал на себе взгляд Паркера. Он пребывал в таком прекрасном настроении на протяжении последних нескольких минут, что до него даже не сразу дошел смысл слов Паркера. Говоря о том, что «пока еще не поздно», он обращался по большей части к нему. Но теперь, все поняв, Лемке широко улыбнулся и отрицательно покачал головой.
— Это
Паркер пристально смотрел на него, и Лемке выдержал его взгляд. В себе он был уверен, а до остальных ему не было дела.
И Паркер тоже видел это. Наконец выражение его лица изменилось, стало менее натянутым, и он сказал:
— О`кей, Лемке.
Глава 3
Ночные дежурства всегда считались самыми нудными.
Фред Хофман, пятидесятичетырехлетний охранник, состоял на этой службе с окончания Второй мировой войны, когда он с почестями был уволен из армии, где служил в военной полиции. За все эти годы ему даже не пришлось ни разу выстрелить из своего пистолета, если не считать, конечно, тренировок в тире, и, в общем-то, кроме как в тире, он стрельбы и не слышал. И, откровенно говоря, совсем не сожалел об этом. Ему вовсе не хотелось во что бы то ни стало попасть в какую-нибудь переделку. Миролюбивый Фред считал, что, надевая синюю форму охранника, он ни в коем случае никому не бросает вызова, а просто способствует тому, чтобы возможный преступник отказался от своих намерений. Если же разного рода осложнения все же возникнут, то это будет означать, что он не справился со своей задачей, и тогда ему бы пришлось приступить к выполнению другой возложенной на него миссии и постараться уладить все мирным путем. Но до сих пор ему еще ни разу не приходилось сдавать позиций, а он провел на этой службе больше двадцати мирных лет.
Все это было хорошо и прекрасно, в конце концов, именно за это ему и платили. Но иногда, особенно во время ночных дежурств, он чувствовал, что прямо-таки изнывает от безделья. Тогда ему хотелось, чтобы этой всеобщей умиротворенности пришел конец и чтобы хоть что-нибудь случилось.
Но все оставалось по-старому, ничего не происходило. И в эту ночь все будет так же, как и обычно. Хофман расхаживал по проходу между столами, накрытыми белой тканью, под которой были разложены монеты на сотни тысяч, а может быть, на миллионы долларов. Ничего не происходило, кроме того, что время от времени Джордж Долник выходил к нему из смежной комнаты, в которой помещалось хранилище, и тогда с ним можно было поболтать о какой-нибудь чепухе. Да еще каждый час Пат Шуйлер стучал в дверь, и, когда Хофман открывал ему, они обменивались несколькими фразами, означавшими, что все — решительно все! — в порядке.
А еще Хофман очень любил стоять у окна и смотреть на поток машин под окнами. С приближением ночи машин на улице становилось все меньше, и к часу ночи, когда во время очередного обхода Пат Шуйлер постучал к нему, улица уже совсем обезлюдела. И все же было намного приятнее глядеть на опустевшую улицу за окном, чем на длинные ряды столов, застеленных белыми простынями. Ну в точности как в морге, разве что на столах лежат не трупы.
Часы показывали без десяти два ночи. Хофман не отрывал глаз от окна, когда к отелю подъехал грузовичок городской электрической компании. Хофман без интереса следил за тем, как из кабины вышли двое рабочих в комбинезонах, которые тут же расставили ограждения вокруг одного из люков, после чего сняли с него крышку. На эти нехитрые действия у них ушло около пяти минут, но вслед за этим никакого продолжения не последовало. Один из рабочих, тот, что был повыше ростом, пошел вдоль по улице направо и исчез из поля зрения Хофмана. Другой отправился налево и остановился на тротуаре под козырьком
Хофман подумал, что это, скорее всего, кто-то из профсоюза, и понимающе покачал головой. О них в последнее время часто пишут в газетах. Эти ребята из профсоюза постоянно устраивают забастовки, требуя увеличения зарплаты или сокращения рабочего дня, но никогда не утруждают себя проверками, чем все-таки занимаются сотрудники в рабочее время и как отрабатывают свое жалованье.
Хофман продолжал смотреть на улицу, раздумывая над тем, как долго еще эти двое собираются сшиваться здесь без дела. Получают-то они небось по полторы ставки за работу в ночное время... В два часа раздался условный стук в дверь. Рабочий, стоявший под козырьком входа, так и не двинулся с места, и тот второй тоже не возвращался.
Хофман открыл дверь, за которой стоял Пат Шуйлер, державший в руке небольшой пакет из коричневой оберточной бумаги. Они поприветствовали друг друга, после чего Шуйлер протянул ему сверток, сказав при этом:
— А у нас внизу сидит шикарная кошечка.
— Правда, что ли?
— Можешь сам убедиться.
Хофман глянул вниз через перила в сторону вестибюля и согласно кивнул.
— Вон там, — сказал он. — Как ты думаешь, кого она там дожидается?
— Ну уж точно не таких старых козлов, вроде нас с тобой, — сказал Шуйлер. — Уж это точно.
— Ты говори за себя, — усмехнулся Хофман и закрыл дверь.
Когда шаги за дверью затихли, Джордж Долник вышел из хранилища, держа в руке свой бумажный пакет с едой.
— Что, Фред, еще одна незабываемая ночка? А? — сказал он.
— С ума можно сойти, — отозвался Хофман.
Они расположились за небольшим столиком у окна и были готовы приступить к трапезе, когда чей-то резкий голос произнес:
— Не двигаться!
Хофман обернулся и увидел, как через стену в зал входят какие-то люди в масках.
Глава 4
Отто Майнзер чувствовал себя превосходно. Он казался себе высоким, сильным, умным и непобедимым. «Магнум-357» в его правой руке выглядел крошечным игрушечным пистолетом. Он решительно последовал за Паркером, прошел через дыру в стене, раздвинул тяжелые портьеры и сделал шаг влево, в то время как Паркер шагнул вправо. Отто Майнзер боковым зрением увидел, как, продвигаясь вдоль стены вслед за Паркером, из дыры появился Лемке.
Два частных охранника сидели за столом у окна. Рты их были набиты едой. Услышав отданный Паркером приказ, они обернулись и тут же покорно замерли.
Маска несколько ограничивала Майнзеру обзор, поэтому ему приходилось передвигаться медленно. Вытянув левую руку, он нащупывал столы и другие возможные препятствия. Пока Паркер и Лемке пробирались вдоль портьер к передней стене, Майнзер круто повернул налево, прошел по проходу между столиками и направился к охранникам.
Теперь они с Паркером оказались на двух углах воображаемого треугольника, в то время как охранники были на его вершине. Это позволило Лемке беспрепятственно подойти и разоружить охранников, самому не оказавшись при этом на линии огня. Майнзер улыбался под маской, наблюдая за тем, как Лемке освободил охрану от оружия, выложил пистолеты на стол рядом с недоеденными бутербродами.
Затем Лемке попятился в сторону открытой двери хранилища, жестом приказывая безоружным охранникам следовать за ним. Те сочли за благо повиноваться, больше всего на свете желая в этот момент провалиться сквозь землю от стыда. Майнзер вошел в хранилище вслед за ними, а Паркер остался в танцевальном зале.
Веревка и пластырь были у Лемке. Пока Майнзер стоял, направив на пленников дуло своего револьвера, Лемке уложил обоих полицейских на пол, связал их и заклеил им рты пластырем. После этого они снова вышли в зал, и тогда Лемке снял с себя маску.