Афера с вином
Шрифт:
Сэм пересек газон и спрятался в тени статуи императрицы Евгении. Сзади темнела спящая громада дворца, освещенная только двумя слабыми фонарями на крыльце, впереди чернел силуэт чугунной решетки. Молча извинившись перед императрицей за бесцеремонность, Сэм запустил руку в складки ее туники и нащупал кнопку, которой юный Доминик открывал ворота. Заслышав звук поднимающейся по дороге машины, он нажал ее, и створки медленно распахнулись. Merci, madame.
Следуя за тонким лучом фонарика, Филипп подъехал к дверям погреба и остановился рядом со штабелем ящиков. Отправляясь в
— Я проверял, слежки за мной не было, — гордо доложил он. Когда ящики были погружены, Сэму пришлось деликатно намекнуть, что черная маска может привлечь нежелательное внимание полиции, и Филипп, мужественно скрывая разочарование, стащил ее и бросил на сиденье.
— Merde! Ворота-то закрылись! — воскликнул он, взглянув на бульвар.
— У них автоматический таймер, — объяснил Сэм. — Подберешь меня у статуи.
Они медленно выкатились из ворот, Филипп включил фары, прибавил скорость и свернул в сторону выезда из города.
Сэм полулежал на своем сиденье, чувствуя себя выжатым лимоном. Большая и самая трудная часть работы была сделана. Теперь оставалось только понадежнее спрятать концы, но это будет нетрудно и даже приятно.
— Ты разговаривал с Софи? — спросил он. — У нее все в порядке?
— Очень даже в порядке. Она звонила вечером. Они с Виалем выпили в отеле, а потом он пригласил ее на обед в «Маленькую Ниццу». Отличный ресторан, его шеф только что получил третью мишленовскую звезду. Говорят, он творит чудеса с рыбой. Надо будет как-нибудь туда заглянуть. В общем, она сказала, что отлично проводит время. По-моему, ей нравится Виаль. Я ей пообещал, что, если будут проблемы, позвоню ночью, а если все пройдет хорошо — утром.
Перед выездом на трассу Филипп затормозил у автомата, чтобы заплатить за проезд. Вся широкая, ведущая на север дорога принадлежала им одним.
— Она славная девочка, эта Софи, — продолжил журналист. — Конечно, любит иногда покомандовать, но славная. Я ее раньше не слишком хорошо знал, ну, как бывает между двоюродными. Виделись несколько раз на свадьбах да на похоронах в строго официальной обстановке. В Америке, наверное, то же самое, non?
Но Сэм не ответил. Распластавшись на сиденье и закинув голову назад, он брал реванш за две бессонные ночи. Дальше Филипп ехал молча и в тишине предавался приятным мечтам о том, как поедет в Лос-Анджелес брать интервью у Дэнни Рота. Калифорния влекла и манила его, как и многих французов. Такое удивительное место. Серфингисты, крутые байкеры «Ангелы ада», квадратные помидоры, киты, страшные пожары, оползни, грандиозный прибой, Сан-Франциско, Голливуд — в таком месте может случиться все что угодно. У них ведь даже губернатор из Европы.
В Эксе Филипп свернул с трассы на узкую дорогу, ведущую в Ронье и далее в Люберон. Он уже давно не заглядывал в эти места и теперь был поражен тишиной и безлюдьем, особенно странными после вечного шума и толчеи Марселя. Даже ночь здесь, казалось, была гораздо темнее, чем в городе. Миновав сонные деревушки Кадене и Лормарен, он двинулся вверх по горному серпантину, который, одолев гору, должен был привести его на север Люберона. Дорога была такой узкой, а скалы подступали так близко, что он ехал словно в извилистом туннеле. И темнота сгустилась здесь еще больше. Казалось, на тысячи километров вокруг нет никакого жилья. Неподходящее место для поломок двигателя. Сэм продолжал невозмутимо похрапывать.
Он проснулся, едва не свалившись с сиденья, когда машина свернула с асфальта на избитую проселочную дорогу, ведущую прямо к порогу дома. Филипп выключил двигатель, но оставил гореть фары. Он остановился у старого колодца, от которого осталась только полуразрушенная круглая стена из камня и покореженная металлическая рама со свисающим обрывком ржавой цепи. После долгого чесания затылка и красочных проклятий Филипп все-таки нашел спрятанный под камнем пятнадцатисантиметровый ключ от парадной двери.
Они вошли в дом, и с помощью еще одной порции ругани ему удалось отыскать среди гирлянд паутины электрический щит и рубильник. Пыльная сороковаттная лампочка тускло осветила середину комнаты.
— Voil`a! Добро пожаловать в наш фамильный замок, — провозгласил Филипп и, смахнув с носа паутину, похлопал Сэма по плечу. — Хорошо поспал?
— Как дитя.
Сэм в самом деле чувствовал себя на редкость бодрым, как всегда бывало после хорошо сделанной работы. Следом за Филиппом он обошел ряд маленьких, пыльных комнат с низким потолком, совершенно пустых, если не считать старого трехногого стула и задвинутого в угол поцарапанного стола.
— А куда делась мебель?
Филипп остановился в комнатушке, когда-то, видимо, служившей кухней, а сейчас абсолютно голой. Лишь в камине лежало провалившееся в трубу птичье гнездо, да на стене висел выцветший календарь пожарной части Кавайона за 1995 год.
— А, мебель… Тут была пара недурных вещиц. Но стоило положить старушку в гроб, как родственнички явились на грузовике и все вывезли. Странно, что лампочки оставили. Наверное, до сих пор решают, кому что достанется. Но, слава богу, погреб они увезти не могли.
Он толкнул низкую дверцу в углу и щелкнул выключателем, отчего кинулись врассыпную все обитатели погреба.
— Надо будет привезти крысиного яду, а то они сожрут этикетки. Говорят, им нравится старый клей.
Предприимчивые родственники Филиппа не обошли вниманием и погреб, а потому в нем не осталось ни единой бутылки. После величественного подземного дворца Ребуля он казался очень скромным: несколько каменных ступенек, полки, сколоченные из старых досок, плесень на стенах, да жидкий слой гравия на земляном полу. Зато прохладно, влажно, заметил Филипп, и, главное, никому не придет в голову искать здесь коллекцию вина стоимостью в три с лишним миллиона долларов.
Перетаскивание ящиков из фургона в погреб оказалось делом долгим и тяжелым. Потолки и дверные проемы были такими низкими, что, казалось, дом строили для гномов. Неужели двести лет назад люди были настолько мельче нынешних? Когда работа закончилась, у обоих мужчин были в кровь содраны костяшки пальцев и не разгибались спины. Они даже не заметили, что ночь успела смениться утром.
— Ну, как тебе? — спросил Филипп. — Я, конечно, не особый любитель деревни, но, по-моему, в этом что-то есть.