Аферист Его Высочества
Шрифт:
– Давай с самого рождения, – заметил Огонь-Догановский. – Нам важно знать все, даже самые мелкие детали.
– Разумеется, – согласился Давыдовский. – Ну что, я начинаю?
– Давай, – коротко сказал Сева.
– Великий князь Михаил Николаевич, четвертый сын и седьмой ребенок государя-императора Николая Первого и государыни-императрицы Александры Федоровны, урожденной принцессы Прусской, родился в Петергофе тринадцатого октября одна тысяча восемьсот тридцать второго года, – начал Давыдовский. – При крещении получил имя святого Архистратига Михаила. Следующим шагом по его рождении было назначение Михаила Николаевича шефом лейб-гвардии Его Величества Государя Императора Николая Павловича конно-гренадерского полка. Ибо, как известно всем, – Павел
– Так я это знаю, – почти обидевшись, подал голос Ленчик.
– Теперь – знаешь, – усмехнулся Африканыч.
– Нет, я и раньше это знал, – упорствовал Ленчик.
– Знал? – посмотрел на него Долгоруков.
– Знал, – ответил Ленчик.
– Вот и хорошо, – констатировал Всеволод Аркадьевич и перевел взгляд на Давыдовского: – Продолжай, Павел Иванович.
– Продолжаю… Воспитывался юный великий князь вместе со своим братом Николаем под надзором родителей. Поскольку оба они готовились к военной службе, то в образовании особое внимание уделялось военным и сопутствующим им наукам. Михаил Николаевич отличался прилежностью, однако в отличие от брата Николая особой одаренностью и успехами в учебе не блистал: брал зубрежкой и усидчивостью. Участвовал в сборах Первого кадетского корпуса и в тринадцать лет получил первый офицерский чин подпоручика. В сорок седьмом году вступил в службу во Вторую лейб-гвардии артиллерийскую бригаду, в каковой и вырос до бригадного командира. В пятьдесят втором Михаил Николаевич был произведен в генерал-майоры и генерал-фельдцейхмейстеры, то есть в главные начальники всей артиллерии России с зачислением его в свиту императора. Чин генерал-фельдцейхмейстера Михаил Николаевич носил чисто номинально, поскольку артиллерией тогда начальствовал генерал от артиллерии барон Николай Иванович фон Корф. С началом Крымской войны Михаил Николаевич находился в действующей армии. При дворе говорили, что за него, самого младшего из сыновей, хотела вступиться его маменька-императрица. На что Николай Павлович, не на шутку рассердившись, ответил: «Если есть опасность, то не моим детям избегать ее!» Его Высочество принял участие в деле под Икерманскими высотами, за что получил орден Святого Георгия четвертой степени…
– Я слышал, что орден Святого Георгия он получил ни за что, – сказал Огонь-Догановский. – И в деле у Инкерманских высот он не принимал никакого участия.
– Ошибаешься, старый, – повернулся к нему Павел Иванович. – Очень даже за что. Когда главнокомандующий сухопутными и морскими силами в Крыму адмирал князь Меншиков решил нанести в октябре пятьдесят четвертого года главный удар по английскому корпусу под Балаклавой и на Инкерманских высотах, для того чтобы разрезать союзную армию пополам и снять затем блокаду Севастополя, у него, как известно, ничего не вышло. Более того, Меншикова атаковали французы, он понес большие потери и был вынужден отступить, потеряв в сражении весьма деятельного генерала Соймонова. Сражение разбилось на несколько отдельных схваток, особенно на флангах, которые и помешали тогда англичанам и французам взять Севастополь. Так вот, великий князь сражался в то время в районе лагеря англичан, куда они заманили семь наших батальонов. И с остатками отряда генерала Соймонова отбивался от штыковой атаки противника. После чего с малочисленной группой оставшихся в живых ушел по дну двадцатифутовой Килен-банки в Севастополь. Так что Георгия он получил вполне заслуженно…
– Хорошо, Павел, принято, – заключил Сева. – Излагай дальше.
– Излагаю… Когда скоропостижно скончался император Николай Павлович, – продолжил Давыдовский, – и на престол вступил его брат Александр, Михаил Николаевич был назначен членом Государственного Совета, а через год, то есть в пятьдесят шестом году, приступил к исполнению обязанностей главноначальствующего всей российской артиллерией. Стал генерал-адъютантом, членом комитета по учреждению Кавалерийской Академии, командующим Второй легкой кавалерийской дивизии, членом комитета по рассмотрению состояния укреплений Балтийского и Черного морей, главным начальником военно-учебных заведений и генерал-лейтенантом. В шестидесятом году был произведен в генералы от артиллерии, провел ряд реформ, связанных с заменой гладкоствольного оружия на нарезное…
– А что вообще о нем говорят? – спросил Огонь-Догановский. – О его человеческих качествах, чертах характера?
– Говорят разное, – ответил Давыдовский. – К примеру, в Министерстве Императорского двора о великом князе говорят как о человеке без особых дарований и способностей, но очень учтивом, уравновешенном и благородном…
– Благородном? – раздумчиво переспросил Всеволод Аркадьевич.
– Именно, – ответил Давыдовский.
– А это для нас хорошо или плохо? – полюбопытствовал Ленчик, и все повернули головы в его сторону. Вопрос был, что говорится, «на засыпку», а потому Ленчик не сразу получил на него ответ.
Огонь-Догановский хмыкнул и почесал подбородок. Долгоруков во все глаза смотрел на Леонида и молчал. Давыдовский ничего не сказал и стал смотреть в окно.
Неофитов молчал тоже, однако, видя замешательство своих товарищей и пикантность заданного вопроса, решился ответить первым:
– Это для нас хорошо…
Огонь-Догановский посмотрел на Африканыча и снова хмыкнул. Сева Долгоруков как-то невесело ухмыльнулся. Давыдовский не отводил взгляда от окна, его заинтересовали голубь с голубкой, милующиеся на крыше.
А Неофитов добавил:
– Конечно, оставлять благородных людей в дураках не очень благовоспитанно и правильно, однако подобные действия – вынужденные издержки нашей профессии, которые приходится принимать. Как данность, – добавил Африканыч научное слово. – Или следует менять профессию. Ты это хочешь?
Вопрос был адресован Ленчику. И он, понимая, что коснулся этим своим «хорошо или плохо» больной темы, быстро ответил:
– Нет.
– Вот и славно. Надеюсь, я ответил на твой вопрос?
– Да, – ответил Ленчик.
Долгоруков благодарно посмотрел на Неофитова и промолчал.
Огонь-Догановский снова почесал подбородок и удовлетворенно хмыкнул.
Давыдовский отвел взгляд от окна, – голуби улетели, – и посмотрел на Всеволода:
– Я могу продолжать?
– Можешь, – разрешил Всеволод Аркадьевич.
– Итак, еще говорят, что великий князь – человек образцового поведения, как в жизни, так и в семье…
– Это кто тебе сказал, Шах? – усмехнулся Огонь-Догановский.
– Вот именно, Шах, – просто ответил Павел Иванович. – Но со слов бывшего министра внутренних дел графа Лорис-Меликова.
– Этому господину можно верить, – так отозвался о бывшем министре Долгоруков. – Хорошо, Павел Иванович. Давай сейчас о семье великого князя. И как можно подробнее, с деталями.
– Хорошо… Его Императорское Высочество Михаил Николаевич женился в августе одна тысяча восемьсот пятьдесят седьмого года на семнадцатилетней маркграфине Цецилии Августе, младшей дочери великого герцога Баденского Леопольда и великой герцогини Баденской Софии Вильгемины, урожденной принцессы Шведской. К тому времени Цецилия Августа приняла православие и стала именоваться великой княгиней Ольгой Федоровной. Она настоящая красавица и по сей день, прекрасная мать, и великий князь просто не чает в ней души. Вообще, как говорят в Петербурге, смысл жизни для Михаила Николаевича – это Кавказ и его супруга…
– Ну, про Кавказ мы знаем: двадцать лет наместник на Кавказе и главнокомандующий Кавказской армией, покоритель Чечни и Дагестана, победитель Мухтара-паши на Аладжинских высотах и завершитель Кавказской войны, – заговорил Всеволод Аркадьевич, воспользовавшись паузой в докладе Давыдовского. – После чего получил чин генерал-фельдмаршала. Но Кавказ у него пять лет назад отобрали завистники. Стало быть, остался один смысл в его жизни – Цецилия Августа.
– Получается, что так, – отозвался Павел Иванович.