Афганский рубеж
Шрифт:
Проносимся над горным плато и продолжаем снижаться.
— Держи прямо. Отойдём подальше и пройдём над хребтом, — сказал я, контролируя параметры двигателя.
Температура в пределах нормы и не превышает 920°.
Ущелье осталось позади, но высота уменьшается.
— Не снижайся. Рано ещё, — говорю я, но это не Димона вина.
С вертолётом что-то не так.
— Не могу… педали не работают! — сказал по внутренней связи Батыров.
В кабину врывается Карим.
— Мужики…
Вертолёт продолжает крениться вправо. Снижаемся слишком быстро. Нос начинает вести влево. Хватаюсь сам за управление, но ничего не могу сделать.
— Спокойно. Высоты хватает, — ответил я и проконтролировал показания высотомера.
— 2750. Снижаемся быстро, — сказал Батыров.
— Но не падаем. Шаг не трогай. Гасим скорость, — ответил я, отклоняя ручку управления на себя.
Так я и снижение заторможу, и скорость сброшу.
— Автопилот? — спросил Батыров.
— Канал «Направление» выключи, — ответил я.
Ручку управления отклонил на себя. Димон передал мне управление, а сам контролировал параметры. Скорость на приборе 150 км/ч.
— Полёт будет долгим, — произнёс Карим, садясь на своё место.
— Что с рулевым?
— Он на месте, но с хвостовой балки течь. Фюзеляж в дырках. В любую секунду может рулевой винт оторваться и тогда всё.
Сабитович прав, но я даже и не думаю выпрыгивать с вертолёта. Посадить можно, но только на аэродроме. Здесь в горах, и с таким отказом мы не найдём достаточно большой площадки, чтобы сесть по самолётному.
Вертолёт продолжает болтать. Работаю только ручкой управления. Другой возможности сбалансировать его нет. Скорость нужно держать в пределах 140–160 км/ч и не дать ему снизиться раньше времени.
— До аэродрома 20 километров. Мы можем недотянуть, — сказал Батыров.
— По пути ровных мест я не видел.
— Значит, запрашиваем посадку в Баграме, — сказал Димон.
Тут в эфире появились и коллеги сбитого лётчика.
— 207й, 118му, как наш? — спросил ведущий группы.
Не самый удобный момент для разговоров. Чуть не так дёрнешь ручку управления и свалимся. Тут горы вокруг!
— Живой. Передайте на Окаб, у нас управление повреждено. Посадку с ходу рассчитываем. Пускай встречают, — ответил Батыров.
— Понял. Уже передаём, — ответил ведущий «весёлых».
Давно не было таких длинных минут. Рука постепенно устаёт. Димон перехватывает управление. Потеет, но управляет. Вижу, как он тяжело дышит, а капли пота скатываются с подбородка.
— Готов взять управление, командир, — сказал я.
— Будешь сажать ты. На пробеге мне нужно будет закрыть стоп-краны двигателей. Управление передаю тебе. Готовься, — разъяснил Батыров, продолжая задирать и опускать нос вертолёта.
Высота подходит к отметке 1700. Аэродром уже близко. Вертикальную скорость удерживать всё сложнее и сложнее.
— Окаб, 207й, давление установил. Посадка на полосу по самолётному, — доложил в эфир Батыров.
— Вас понял. Техсредства в готовности, — ответил руководитель полётами.
Тут же в эфире звучит чей-то голос. Начинает подсказывать, но советы совсем бессмысленные.
— Шагом поддерживай! Поддерживай! — громко говорят на рабочем канале.
Бред какой-то, но «советчик» не умолкает.
— Поддержи шагом! Поддержи шагом!
Ему кто-нибудь скажет, что он ерунду говорит.
— Карим, отсчёт высоты. Саня, сажай. Контроль на стоп-кранах у меня, — дал команду Батыров.
— Понял, — ответил я.
Начинаю гасить скорость. Указатель показывает 100 км/ч. Вертикальная скорость уменьшилась, но снова пошла вниз.
— Вертикальная 4, — подсказал Карим.
Подворачиваю на посадочный курс. Прошли ближний приводной радиомаяк.
— Высота 100.
— Вертикальная большая, — говорит Батыров, но 3 м/с некритично.
Тем более, можно ещё будет загасить скорость. Запас есть.
— Нормально. Сядем в центре полосы и выключимся.
Приближаемся. Вертолёт продолжает вибрировать. Тряска уже совсем «нездоровая». Кажется, что тросовая проводка на рулевом винте вот-вот оборвётся и нас закрутит.
— Готовимся, — сказал я.
Уже видны все трещины на бетоне. Скорость на указателе 80 км/ч. Продолжает трясти, вертолёт выравниваю.
— Касание! — громко сказал я и начал опускать рычаг шаг-газ, чтобы убрать мощность от несущего винта.
Димон резко выключает двигатели. В кабине становится тихо, а вертолёт начинает крутить. Нас несёт с полосы, но остановиться сложно.
Выкатываемся за пределы боковой полосы безопасности. Сбиваем фонарь, но и это нас не останавливает. Жму гашетку, и мы замедляемся. Упираемся разбитым блистером в какой-то ров и останавливаемся.
Несущий винт замедляется. Вижу, как к нам едут машины. Карим затормаживает винт и выключает оставшиеся энергопотребители.
— Сели, — выдыхает Димон и отклоняется назад.
Снимаю шлем и утираю рукавом пот с лица. По такой долгой глиссаде я на посадку ещё не заходил.
Карим что-то хотел сказать, но тут над ним появляется исцарапанное лицо лётчика МиГ-21.
— Спасибо, мужики! — поблагодарил он каждого. — Всегда знал, что у «винтов» титановые я…
Тут же сзади что-то отваливается от вертолёта. Грохот очень громкий.
В кабине тишина, а спасённый нами лётчик смотрит с непониманием происходящего.
— Мужики, у вас вроде хвост отвалился? Нет? — спрашивает он.