Афганский рубеж
Шрифт:
— Мог бы и прогнуться разок. Тебя это ни к чему не обязывало. Вот он тебе и подкозлил. Ещё и служебная карточка твоя всплыла.
Смотрю я на майора и не понимаю. Как у него язык повернулся мне такое сказать.
— Знаете, товарищ майор, мне моя совесть дороже. На моём месте вы бы как поступили?
Кислицын развёл руками, ничего не ответил и ушёл. Я посмотрел по сторонам и увидел, как мои коллеги довольно улыбаются, разглядывая свои награды. Сегодня многие их обмоют и отдадут начальнику штаба, чтобы
— Сань, если тебе будет интересно, Берёзкин ничего не получил за эти операции, — подошёл ко мне Батыров.
— Ты прав, что мне это интересно. Но радости не испытываю. Поздравлю, командир. Звезда Героя — высший пилотаж. Семья будет тобой гордиться.
Димон собирался протянуть мне руку, но я его просто похлопал по плечу.
— Ты всё не забудешь разговор в кабинете с Берёзкиным? — спросил Батыров.
— Димон, к тебе претензий нет. Но и я свои слова привык держать.
Я пошёл в сторону вертолётов. На душе гадко, но ничего смертельного не произошло. Лишив меня награды, Берёзкин только показал свою слабость. Как минимум, этого полковника тоже прокатили с орденом, так что определённая справедливость восторжествовала.
Только я начал осматривать вертолёт, как напротив него остановился УАЗ.
— Саня, прыгай в машину. Есть разговор. Енотаева я предупредил, — выглянул Сопин и поманил меня рукой.
— Если по задаче, то надо позвать Батырова.
— Он чуть позже подъедет. Поехали быстрее.
Я прыгнул на заднее сиденье, и машина рванула по стоянке. Приехав штаб, мы сразу направились в кабинет к Кувалдину.
Сопин постучался и уверенным шагом пошёл к командиру дивизии. Я же решил спросить разрешения, но Валерий Иванович жестом показал заходить.
— Товарищ полковник, вот и он, — показал на меня Игорь Геннадьевич и сел за стол.
В кабинете также присутствовал и Тростин, командир бригады спецназначения.
Кувалдин смотрел на меня суровым взглядом. Его огромные кулаки сжимались так, что кости трещали.
— Виноват! Опоздал, товарищи, — за спиной открылась дверь, и в кабинет вошёл запыхавшийся Енотаев.
Он сел рядом с Тростиным и начал снимать орден с груди.
Валерий Иванович встал со своего места, взял небольшую папку и раскрыл её. Где-то я уже видел подобные документы.
— Нарушение распорядка дня. Простить можно. А как ты объяснишь порчу социалистического имущества, сынок? — спросил у меня Кувалдин.
Кажется, он только что прочитал мою служебную карточку. Да, чтиво это очень интересное. Сам бы почитал.
— Это он УАЗик у начальника штаба спёр, — пояснил Ефим Петрович.
Сопин чуть было не начал смеяться, а Тростин зацокал языком.
— Весёлое у тебя прошлое. Было, — произнёс он и разорвал служебную карточку.
Командир дивизии вернулся на своё место, выкинул в урну части разорванного документа и открыл сейф.
— И я надеюсь, что больше такого у тебя не будет, Клюковкин, — сказал Кувалдин, достал из сейфа небольшую коробочку и хлопнул увесистой железной дверью.
Вибрация была такая, что стол затрясся. Полковник — очень мощный человек. Так что, когда он подошёл ко мне, ощутил я себя некомфортно.
Валерий Иванович навис надо мной всей своей массой. Мне даже показалось, что в комнате потемнело.
— Держи. Заслужил, — сказал Кувалдин и протянул мне коробку.
— Служу Советскому Союзу! — ответил я, и Валерий Иванович пожал мне руку.
Глава 29
В кабинете становилось всё жарче. Кондиционер БК-1500 барахлил и хрипел, не выдавая положенной ему прохлады.
Командир дивизии медленно ходил около меня, ступая тяжёлыми шагами по деревянному полу. В кабинете тишина нарушалась только скрипом половиц и тяжёлым дыханием Кувалдина.
Странное награждение. Ощущение такое, что представление на эту награду пошло в обход всех начальников, а Валерий Иванович лично забирал её в отделе кадров Министерства Обороны.
Енотаев посмотрел на меня и показал на коробку.
— Открой, — тихо сказал он.
Давно мне не было так любопытно узнать, что в коробке. Предвкушение такое, будто сейчас смотришь, какую оценку получил на экзамене.
Сняв крышку, я обнаружил внутри коробки медаль «За отвагу». Узнаваемый внешний вид этой, поистине святой награды, ни с чем не спутать.
Лента серого цвета с двумя продольными синими полосками по краям. Сама медаль серебряная, выполненная в форме круга с изображением трёх летящих самолётов и танка.
Проверил удостоверение к награде. В нём был записан я. Странно, что эта награда была вручена мне.
Как представлю, сколько солдат и офицеров получили эту медаль за подвиги на поле боя, комок к горлу подступает.
— Надеюсь, вы и впредь будете соответствовать этой награде, товарищ Клюковкин, — сказал подполковник Тростин, встав из-за стола и подойдя ко мне.
— Буду, товарищ подполковник, — ответил я.
— Не сомневаюсь. Поздравляю, — произнёс командир бригады, пожал мне руку и вышел из кабинета.
Кувалдин сел на своё место и взглянул на меня.
— Знаю, что вы не из офицеров моей дивизии. Тем более не рядовой или ефрейтор одного из полков. Не брали опорные пункты и не прыгали на стреляющий пулемёт. Но я умею слушать боевых товарищей. Они мне сказали, что лейтенант Клюковкин достоин быть награждённым. Вы проявили мужество и отвагу. В сложной ситуации спасли людей и выполнили боевую задачу. Так, что носите эту награду с гордостью, — сказал командир дивизии и хлопнул по столу ладонью. — Теперь к делу. Что у тебя, Геннадич?