Афганский рубеж
Шрифт:
— Командир, вы понимаете, что халатность этого человека привела к таким последствиям? — спросил Батыров
— Понимаю. А что ты предлагаешь? Избить целого полковника? — подошёл Енотаев к нам ближе.
— Руки только испачкаем, — спокойно сказал я.
Ефим Петрович грозно зыркнул на меня. Я сделал вид, что молчу.
— А если вспомнить, что по его вине сбили двух «крокодилов» над Махмудраки? — продолжил уточнять Димон.
— Ты снова предлагаешь Берёзкина покалечить? — повысил
— Проблем не оберёмся, — произнёс я.
— Клюковкин! Давай без комментариев! — гаркнул на меня комэска.
— А что я не так сказал?! Бить мы его не можем. Казнить тоже. У нас два пути — утереться или всё решить по закону. В командовании 40й армии никого не заинтересовали два случая, когда в присутствии полковника Берёзкина сбиты три вертолёта ракетами ПЗРК, которых у духов меньше, чем прыщей на моей заднице?! — выпалил я.
Енотаев начал грозить мне пальцем, сжимая губы так, что они побелели. Но, так ничего и не сказал, призадумавшись над моими словами.
— Вот Клюковкин… насчёт «прыщей» подумать стоит. А пока, быстро к Берёзкину. И это приказ, товарищи, — произнёс комэска, уходя к машине.
Через полчаса мы стояли в классе подготовки в здании КДП. Павел Валерьевич ходил перед нами взад-вперёд, сложив руки за спину.
— Почему вы не выполнили мой приказ? — спросил он.
— В отношении чего? — уточнил Батыров.
— Всего! Сначала начали мудрить на стоянке с перегрузом. Затем странные замечания в полёте на обратном пути. Вам погоны жмут?
— Нет, — ответил я.
— А вот я думаю, что жмут. Ну и в конце всего этого, отказались лететь в Чарикар. Под трибунал захотели?
Батыров посмотрел на меня, а я только пожал плечами.
— Товарищ полковник, какой Чарикар? Мы полетели в Баграм, как и положено по заданию. К тому же наши товарищи были ранены. Один из них тяжело. Нам срочно нужно было доставить их в медсанбат.
— Прекрати мне это, Батыров. Думаешь, я не понимаю, к чему вы двое клоните. Сговорился со своим праваком? — начал кричать Берёзкин.
— Нет, но мы слётанный экипаж. Нас за это хвалят, — ответил я.
Полковник выдохнул и расстегнул свой комбинезон. Он продолжал ходить перед доской, почёсывая затылок. Уже прям не знает, как и выкрутиться!
Ведь на записях переговор всё есть. Раненные докажут, что были сбиты в районе, куда они отклонились по указанию Берёзкина. А если ещё раскрутят неоправданную потерю двух вертолётов и гибель борттехника Ми-24 над Махмудраки, то дело для полковника дрянь. Тут не орденом попахивает для Павла Валерьевича, а большими проблемами.
— В общем так, вы молчите в тряпочку. Я сам доложу в штаб, как всё было. Ни у кого проблем не будет.
Джекпот! Если бы он так не волновался,
— За это я вам устрою продвижение по службе и награды. Тебе Батыров поступление в академию. И не надо глазами хлопать, будто ты туда не хочешь, — сказал Берёзкин, подойдя к нам ближе.
Димон промолчал. Полковник чесал подбородок и смотрел на нас внимательно, присев на край стола.
— А как же сегодняшняя авария? — поинтересовался я.
— Это война, сынок. Тут и потери бывают. Вашим товарищам повезло. Плюс… я вовремя с ведомым вас прикрыли. Ну одну ракету духи пустить успели. Она и сбила вертолёт вашего Чкалова. Ничего в этом сверхъестественного нет.
Отвечал Берёзкин так, будто он про поломку сифона под раковиной рассказывает. Его циничная речь напрягала всё сильнее. В его взгляде читалось, что он рассматривает войну, как элемент воспитательной работы. Будто здесь не людей кромсают, а читают лекции на политзанятиях.
Я ждал, пока Димон что-то ответит этому человеку, но Батыров предпочёл молчать.
— Знал, что вы хорошие ребята, — ответил Берёзкин и подошёл к нам.
Он протянул руку Батырову. Небольшая пауза затягивалась, но Димон всё сомневался. Вот чего он медлит?! Сказал бы ему «до свидания, Павел Валерьевич!» и ушёл.
— Вот и славно, Дмитрий Сергеевич. Вы будете отличным слушателем в академии, — сказал Берёзкин, когда Димон пожал ему руку.
Батыров сделал то, что совсем не красит его. А ведь я его считал нормальным мужиком.
Не хватило ему душка, чтобы сказать что-то красноречивое.
— Александр, вы ведь тоже сознательный человек. Мы договорились? — подошёл ко мне полковник с протянутой рукой.
Я смотрел на него, а видел перед собой обожжённое лицо Чкалова. Кем я буду, если соглашусь на такое? Да, будут проблемы, не будет медалей и продвижения. Но разве стоят они офицерской чести?
— Да пошёл ты, товарищ полковник, — спокойно ответил я и пошёл к двери.
Обернулся и добавил.
— И вы тоже, товарищ старший лейтенант.
Вышел в коридор и громко хлопнул дверью. На улице, я глубоко вздохнул. Надо ж было так обмануться в своём командире звена.
Рядом с КДП остановился ГАЗ-66. На раскалённый бетон из его кабины спрыгнул Сопин и направился ко мне.
— Ищу вас по всему Баграму, Санёк! — радостно крикнул Геннадьевич, подошёл ко мне и поздоровался.
— Рад видеть в добром здравии!
— И на своих двоих! А где Батыров? Он тоже мне нужен?
Только я собирался что-то сказать, как из дверей КДП вышел Берёзкин. Злющий! Волком посмотрел на меня и на Сопина.