Афганский шторм (Операцию «Шторм» начать раньше…)
Шрифт:
Петровым, Костиным и Сердюковым стоял уже властный, чуточку снисходительный к окружающим человек. Нет, не студент, не выучивший предмета, не пешка в чужих руках. Нос его заострился, щеки разом впали, обозначив скулы, сам он вроде сделался выше ростом. И глаза, главное — глаза; в них появился хищный блеск, они сузились. В такие глаза не заглянешь, они сами кого угодно прожгут насквозь.
Усмехаясь, афганец принял поздравление, пожал руки Костину и Сердюкову, и сел первым на табурет, и распахнул бушлат: не потому, что было уж так жарко, а просто потому, что ему уже нравилось делать то, что он хотел сам. Власть. На человека
— В Кабул! — ударив ладонями по коленям, сказал он. Встал.
Однако Костин посмотрел на Петрова, деликатно намекая, что не перечень высших государственных должностей дает власть. Тем более в вопросах, связанных с безопасностью.
Здесь одна запятая в какой либо инструкции главнее пожеланий хоть самого Господа Бога.
— Мы готовы перелететь в Кабул, — подтвердил полномочия Бабрака Кармаля переводчик.
Вот теперь все на своих местах.
— Командир, помогите отправить. — Костин по привычке никак не назвал Бабрака, лишь указал взглядом в его сторону. — У нас готовы к вылету три вертолета.
Вертолеты — это, конечно, хорошо, это раз в десять быстрее, чем по земле. Однако для
Сердюкова важнее были другие обстоятельства: ночь, горы, все еще раздающиеся выстрелы, непонятная обстановка на кабульском аэродроме.
— Товарищ полковник, у меня в резерве есть рота, десять боевых машин. Надежнее.
Костин прищурил взгляд, что то просчитывая в уме. Кивнул:
— Согласен.
— Цыганов, — распахнув дверь, позвал командир полка. Из темноты надвинулся комбат 2, замер на расстоянии шепота. — Резервную роту — к маршу в Кабул. Ты — старший. Три машины освободить для гостей, — вспомнив, что с Бабраком еще человек пять из нового правительства республики, добавил комполка. — Начало движения — через тридцать минут.
— Есть. — Цыганов скрылся в темноте. За ним, не попрощавшись, выскользнули в ночь из бункера Петров и Бабрак Кармаль. Или Кармаль Бабрак — Сердюков вдруг уловил, что не запомнил, где имя, а где фамилия гостя.
— Пусть докладывают через каждые два три километра, — попросил Костин, когда Сердюков сел за карту рассчитывать время, наносить контрольные пункты, записывать позывные.
— Дойдут, — успокаивая скорее себя, чем шагавшего из угла в угол Костина, ответил комполка. — Дойдут, все нормально, — повторял он каждый раз после докладов Цыганова.
Но когда колонна преодолевала двадцатый километр, подходила к Чарикарской трассе, вдруг оборвалась бесконечная, казалось, сегодня музыка. Костин тут же прильнул к приемничку.
Диктор начал читать что то торжественное, и в такт его словам шевелил губами полковник, словно сверяя текст по памяти.
— Чего там? — дождавшись конца сообщения, спросил Сердюков.
— То, что ты уже слышал. О победе второго этапа Апрельской революции, новом руководстве страны.
— Прошли пункт номер семь, — вышел на связь Цыганов.
Николай Иванович скосил глаза на карту, хотя знал на коричневой линии трассы, казалось, каждый изгиб. Седьмой пункт — это поворот на Кабул. Теперь до него — прямая дорога по
Чарикарскому шоссе. Какой она окажется для новой власти?
Шли быстро, даже быстрее, чем предполагал комполка, И в три ночи от Цыганова поступил наконец последний доклад: прибыли в резиденцию главного военного советника, происшествий не случилось. И то ли от этого гражданского словечка, то ли от одновременного вздоха облегчения и Костин, и Сердюков улыбнулись. Да, хорохорились они, делали вид, что ничего особенного не происходило, просто шла где то в ночи колонна, и все, а ведь такое висело на плечах…
— Ну что, командир, мы свою задачу выполнили. Пошли спать, — положил руку на плечо командиру полка Костин. Пощупал комбинезон, словно на нем был погон. — Кстати, подполковником давно ходишь?
— Год и три месяца.
— Лет сколько тебе?
— Тридцать четыре.
— Думаю, что скоро отпразднуем твоего полковника.
— Мне? С какой стати? Да и кто присвоит?
— Это уже наши заботы. А присвоит министр обороны, как и положено. Ладно, об этом потом.
А сейчас в самом деле пошли спать. Пошли пошли. Завтра тоже будет день.
— Уже сегодня, — уточнил Сердюков.
Необходимое послесловие. Сердюкову и в самом деле через месяц присвоят воинское звание полковник. В 38 лет он станет генерал майором, перейдет служить в штаб воздушно десантных войск. К орденам «За службу Родине в Вооруженных Силах» III степени и Красного Знамени прибавится еще один Красного Знамени — за успешное освоение новой техники. Перспектива службы будет блестящей, но в 44 года Николая Ивановича уволят в запас. Во время одной из бесед с новым командующим ВДВ (после Сухорукова они стали меняться довольно быстро) тот грубо оборвет генерала, повысит на него голос, и Сердюков без обиняков скажет:
— Товарищ командующий, я не желаю служить под вашим началом. Прошу перевести меня в любое другое место.
«Другим местом» окажется госпиталь, где одного далеко не самого старого генерала в
Вооруженных Силах уволят по состоянию здоровья. А у кого оно без изъянов в 44 года? Тем более среди тех, кто прошел Афганистан?
Обида будет резкой, генерал сменит номер домашнего телефона, практически ни с кем из бывших сослуживцев не станет поддерживать контактов. Работать устроится в организацию, занимающуюся экологией…
Глава 25
СКОЛЬКО НОВЫХ ГОДОВ ВПЕРЕДИ? — «ПОКАРАЙ БАБРАКА ГРОМ НЕБЕСНЫЙ». —
МОДЖАХЕДЫ УМИРАЮТ ЗА АМЕРИКУ. — КТО БУДЕТ ВЯЗАТЬ КОТА? — ЛЕНА
ЖЕЛТИКОВА ПРИНИМАЕТ БОЙ. — СМЕРТЬ «АФГАНЦА НОМЕР ОДИН»
1 января 1980 года. Кабул.
Бабрак Кармаль с товарищами праздновал победу. В первый день года были изданы первые указы нового руководства страны, а раз есть указы, значит, есть и законное правительство.