Афганский транзит
Шрифт:
Они засмеялись все сразу.
Подхватывая шутку, Суриков сказал:
– Это из одной серии: пиво – йок, зато бар – бар.
– Что касается номеров купюр, – возвращая разговор к теме, заметил Эргашев, – вы, Суриков, подкинули нам интересные сведения.
Эргашев пошевелил какие-то бумажки на своем столе, отгибая их углы. Выбрал одну, вытащил из пачки и положил сверху. Разгладил ее ладонью.
– Когда обнаружился источник, в котором отмываются нечестные деньги, мы за ним стали присматривать. И увидели, что дело идет на потоке. За короткий срок там взято двести тысяч
– Что вам, Акмаль Эргашевич, известно об Исфендиарове, – спросил вдруг Суриков неожиданно, отбрасывая всякую дипломатию.
Эргашев даже поперхнулся на слове, вскинул брови и поглядел на капитана с нескрываемым удивлением.
– Ну, Москва! – сказал он. – Какой вы скорый, капитан Суриков! Как это? Приехал, посмотрел, определил. Мы вокруг этой фамилии уже год кругами ходим, а вы… Кстати, сколько вы дней здесь? А уже полный контакт с пограничниками, сведения об Исфендиарове…
В это время отворилась дверъ, и в комнату вошел мужчина в белой рубахе и модных синих брюках из блестящей красивой ткани.
– Полковник Джалалов, – представил вошедшего Эргашев. – Мой начальник.
Полковник подошел к Сурикову, пожал руку, потом протянул ее Садеку. Сел за стол рядом с ними. Кивнул головой Эргашеву: «Продолжайте».
– Чтобы у товарищей не возникало вопросов, – сказал Эргашев, – сообщу сразу: Турсун Акилович зашел не случайно. Вы, товарищ Суриков, ворвались в нашу жизнь так неожиданно, что это создало ряд трудностей. Отдел уже более четырнадцати месяцев ведет разработку дела, – Эргашев посмотрел иа полковника. – Так я говорю, Турсун Акилович?
Полковник кивнул.
– Спекуляция? – спросил Суриков.
– Не совсем, – ответил Эргашев. Он встал, прошел к сейфу, открыл его, извлек оттуда картонную коробку из-под обуви с надписью «Саламандра» и протянул Сурикову. Тот принял ее и едва не уронил, настолько тяжелой она оказалась. Смутился. Поставил на стол перед собой, открыл крышку. Коробка была наполнена золотыми монетами. Суриков взял одну за ребро и стал разглядывать. Золотой кружок светился свежим блеском чекана. На одной из его сторон красовался бородатый профиль императора Александра III. На другой был обозначен номинал – 10 рублей и стояла дата – 1894. Взял вторую. Она была такой же блестящей, новой и отличалась портретом и датой. С блестящего золотого кружка глядел Николай II и значился год – 1906.
– Ограбление банка? – спросил Суриков.
– Собственное производство, – ответил Джалалов. – Фальшивые.
– Почему возникло такое предположение? – спросил Суриков, все еще не веря в возможность подделки золотых монет. – Это же не бумажки, золото.
Джалалов улыбнулся.
– Тут целая история. В комитет обратился местный нумизмат…
– Золотухин, – подсказал Эргашев. – Юрий Иванович.
– Этот Золотухин в своем мире фигура известная. Книги пишет. И вот он выложил нам эту монету с Александром III. Говорит: долго искал для коллекции. Приобрел, обрадовался. Потом выяснил – фальшивая. Это сейчас у нас Эргашев в золоте стал разбираться, как старый бухарский меняла, а тогда удивился,
– Все же не очень ясно, – сказал Садек, дотоле молчавший. – Золото – это золото. Разве кольцо из него может быть фальшивым? Я имею в виду кольцо не из меди. Из золота.
Джалалов полез за сигаретами. Достал пачку, положил перед собой, но закуривать не стал. Постучал по ней пальцами. Отодвинул.
– Все дело в пробе, – сказал он, взял пачку и сунул ее в карман. – Настоящая монета этого вида имеет высокую пробу.
– Восемьдесят шестую, – подсказал Эргашев. – Девятьсот граммов золота на килограмм массы.
– Именно на килограмм, – соглашаясь, сказал Джалалов. – А по экспертизе в фальшивых монетах пятьсот восемьдесят граммов на килограмм. Это означает, что фабрикаторы получают полную цену с клиентов за неполноценные деньги.
– Я смотрю, – Суриков приподнял коробку и подержал ее, – доказательств у вас достаточно. Почему же не кончаете?
– Все не так просто. Люди, к которым мы подошли, работают с большим размахом. Они не вытягивают кошельки с трехрублевками из хозяйственных сумок пенсионеров. Они создали солидное предприятие и продолжают его развивать.
– Сколько весит эта солидность?
– Миллионов восемь – десять, – сказал Эргашев и посмотрел на полковника. Тот промолчал.
Суриков, привыкший к масштабам круга правонарушителей, с которыми его постоянно сталкивала служба, с трудом представил то, что сейчас перед ним открывалось. Он понимал, что Эргашеву нет нужды преувеличивать те явления, которые ими открыты. И все же спросил:
– Не преувеличили?
– Если бы, – теперь уже говорил Джалалов. Он сидел опустив голову и тер пальцами левый висок. – Коли уж оценивать по всем статьям, то дело потянет миллионов на пятнадцать. Пока не пошло на полную мощность.
– Сколько же оно будет стоить на полном ходу?
– Трудно даже прикинуть, – сказал полковник. – Обычно такого рода предприятия, если судить по зарубежным аналогам, дают ежегодный оборот на три – пять миллиардов долларов.
– Не представляю, – признался Суриков и развел руками.
– Еще два таких высказывания, – заметил полковник, – и я усомнюсь, из Москвы ли вы. Откуда неверие в наш советский размах?
– Самое большое дело, которое я вел по убийствам, касалось наследства. Сын убил папу с мамой, чтобы поскорее получить доступ к семейной кубышке. Там речь шла о двухстах тысячах.
– Значит, вы в наркогруппе недавно?
– Без году неделя, если честно.
– Тогда прощается, – сказал Джалалов, вынося свой вердикт. – Но ничего, привыкнете. В этой отрасли кое-кто перестройку использует легко и просто. Эти люди знают все – цену золоту, власти людей и денег. На вас, когда вы вели дело о наследстве, сверху не давили?
– Сверху? Нет, а вот родственники допекали. Они пытались доказать, будто мы обвинили сына-обалдуя, чтобы не искать истинных убийц. А начальство не мешало.