Афина Паллада
Шрифт:
— Пусть все знают, не хотим обманывать, вместе жить будем…
— Кино, да и только! Такие дела надо делать по-мужски, незаметно, не трогая семьи. Все не без греха, для того и курорты существуют! А еще коммунист! Пример молодежи подает!
— Ладно. Зачем звал?
— Выкинь дурь из головы! Притворись пьяным, свалим на нее — пусть муж разбирается!..
— Дурак! — побелел от гнева Саид и хлопнул дверью.
Столкнулся с грузином Маркелия.
В прошлом году Маркелия застрелил двух чабанов. Ночью к нему на кошару пришли
— Муратов, любите вы?
— Любим, Георгий.
— Дом мой и рука моя — твои. Поедем ко мне.
— Нет, к мужу пойдем, скажем прямо.
— С вами пойду. — И обвешанный сумками, рыжий, худощавый силач, удерживающий быка за рог, вскочил на коня.
Маркелия любили и уважали. В день получки — сегодня был такой день — он дежурил в поселке допоздна, потому что в этот день много пили и некоторые становились горячими.
Хасан проснулся с тяжелой головой, отпивался чаем, когда Магомет злорадно принес ему недобрую весть. Маленький муж завизжал, словно насаживая на пику врага, перебил чайные чашки, спешно связал узлы и побежал в поселок. В пути встретил их. Яростно крикнул жене:
— Домой едем, вещи твои взял!
— Я тут останусь, с ним, мы полюбили, — успокаивала его Секки.
Хасан обругал ее страшными ругательствами, потом зарыдал, рассчитывая на ее жалость. Только бы увезти отсюда, с проклятых Черных земель — там, в ауле, он на ней отыграется!
— Элисханов, — спокойно говорил Маркелия, — ни жена, ни Муратов не обманули тебя, они хотят быть вместе, при чем тут ты? Она не любит тебя!
— Я деньги платил за нее! — взвился Хасан.
— Э, не жалей, больше теряешь!
— Кто ты такой, что суешь нос в мою жизнь?
— Я командир народной дружины и предупреждаю тебя: если что случится с ними, получишь высшую меру. Она не рабыня. Ты не можешь распоряжаться ею, как овцой. Поломалась твоя жизнь, горю твоему сочувствую, вот здесь болит, — грузин показал на сердце, — уезжай отсюда куда-нибудь подальше, детей у вас нет, еще полюбишь другую, не сможешь — сам умри, ее не трогай…
— Вай! — завизжал Хасан, срывая с себя одежду и убегая назад, к кошаре.
То ли случайно, то ли намеренно, Хасан упал в полынью. Трое бросились спасать его. Место, к счастью, оказалось неглубоким. Хасана вытащили из-подо льда, хотели посадить на коня, Хасан кусался. В смерзающейся одежде, стараясь вызвать жалость у Секки, трусил за конем. Злобно кричал, что не пожалеет денег, но найдет истинного приверженца шариата, который зарежет неверную. Или сам порежет ее, сонную. На куски, как советовал Магомет. Пускай расстрел. Все равно ему нечего терять. Хасан упал. Пришлось Саиду тащить его на спине.
Рабочие стояли с кольями в руках у дверей. Поодаль, с ружьями и собаками, Али и Сафар. Магомет зарычал, увидев друга своего на плечах обидчика, и бережно понес Хасана в горницу. Потом Маркелия долго говорил с Магометом.
В следующие дни Секки не отходила от больного. Хасан поправлялся медленно. Когда она подносила ему питье, он со слезами целовал ее руку. Она вспоминала их детство, короткую совместную жизнь, и ее глаза тоже темнели от слез.
За кошарой тянулись ледяные поля. Близко бежала черная зимняя вода. Полынью, в которой поили коней, залило.
В оттепель кошара могла оказаться островом. Со всех сторон помчится бурная река, накопившая силу за зиму. Это Кума, терпеливая труженица, ярлыга Эльбруса, которой он пестует в сухих степях зелень, прохладу, жизнь.
Вода Большого Кавказа иногда доходит до Каспия, иногда теряется в песках лиманами.
Когда Хасан начал поправляться, Муратов решил уйти с Секки на другую кошару. Туманным утром он надумал отправиться к Бекназарову и просить о переводе. Но в то утро его вызвали на районную партконференцию. Он дал тысячу наказов бригаде и поехал в район на попутной.
По дороге пересел в «газик» управляющего. На чешской «Яве» их обогнал Ибрагимов.
— Куда это он? — позавидовал мотоциклисту Саид.
— Тоже на конференцию, там будут и беспартийные.
— Правильно, — поддакнул Саид. — Пусть привыкают. Все коммунистами должны стать. Чтобы кончали по старинке жить.
Он хотел рассказать, как отара Ибрагимова паслась по гололеду, но раздумал — боялся, что станет в глазах Бекназарова доносчиком.
— Как там у вас дела? — спросил Бекназаров, глядя в степь.
— Ничего, живем…
— Элисхановы как?..
— Болеет он… Вода прибывает, товарищ Бекназаров. Переведи на другую кошару.
— И рабочих переводить с тобой? — почему-то обрадовался управляющий.
— Секки пойдет со мной.
— Ты как мальчишка. — Бекназаров весело улыбался. Присушила она тебя, хорошая, видно, присуха… — Понял, что хватил лишку, дружески прибавил: — Ладно, поможем тебе в этом вопросе, товарищ Ромео, после конференции. Быт подождет, расскажи о работе. Иванов докладывал, что отара у тебя лучшая на отгонных пастбищах.
— Работали недаром, — овцы, как сбитые, круглые, до семи килограммов шерсти дадим.
— Ты выступи с рассказом о своем опыте, только и зоотехника упомяни, все же он человек, работает добросовестно, не без его же помощи ты растишь ценную отару. Подчеркни, что принял слабых маток из отходов при расформировании.
— Это большой вопрос. При расформировании отар случается и так, что один чабан будет расплачиваться за грехи других, или наоборот, будет стричь чужую шерсть. Мне много помогли партком и руководство, лично вы.