Африка глазами наших соотечественников
Шрифт:
Только около 9-ти часов, мы совсем собрались; обоз с верблюдами отправился прямою дорогою, а мне подвели великолепно убранного по мамелюковскому вкусу арабского коня и, сверх того, нужное число отличных лошадей для моей свиты. Только что я сел на лошадь, как заметил, что имею дело с животным, столь же пламенным, как и климат, в котором оно взращено. Мы отправились по знойным гранитным горам мимо развалин старого арабского Ассуана, живописно венчающих береговую скалу; несколько разрушенных мечетей и надгробных памятников хорошего восточного зодчества возвышались из-за них. Этот город был взят и разрушен нубийцами в 956 году. Горы Алаки, где, как полагают, были некогда золотые и изумрудные руды, граничат Ассуан с востока, а горы Джианнадель — с противоположного, западного берега. Мы ехали по тем знаменитым каменоломням, которые дарили древний Египет столькими обелисками, сфинксами, колоссальными статуями и колоннами. Я видел тут один недоконченный обелиск огромного размера, выходящий из недр горы. Какой переворот правления, какая военная буря остановили его на торжественном пути?.. Вскоре посреди этой мертвой природы
От этого места начинается Нубия. Выбравшись на песчаную долину, наши лошади, которые даже в дефилеях, заваленных грудами камней, показывали большое нетерпение, начали рваться, увидев себя на свободе. Я хотел испытать своего коня, и едва тронул его острым мамелюкским стременем, как он умчал меня вихрем, и я едва умерил его ярость- Стремя мамелюков есть железная доска, сделанная для всей ступни, и расходится четырьмя острыми углами: должно очень осторожно держать ноги, чтоб не коснуться борзой лошади одним из острых концов этой доски. Мой провожатый, отличный наездник, беспрестанно ратовал передо мною, кружа свое копье и привлекая мое внимание, как вдруг блеснул несравненный Нил и развернулся волшебный остров Филе, названный арабами по разительному великолепию его храмов островом храмов[231]. Не доезжая берега, видны вправо гранитные скалы, испещренные иероглифическими надписями. Одна из этих скал имеет вид огромного трона. Из прочтенных надписей самая любопытная свидетельствует о поражении ливийцев фараоном Тутмозисом IV.
Приближаясь к берегу, мой драгоман, соревнуя лихому наездничеству ассуанского провожатого, мелькнул вдруг с своею лошадью мимо меня, когда я восхищался очаровательным видом Филе. Мой ретивый конь неожиданно устремился за ним; наездничество моего драгомана кончилось полным падением, а я едва успел удержать моего коня уже на самом скате берега в Нил.
Остров Филе
Самое пламенное, своевольное воображение не создаст места более фантастического, как остров Филе. Чтобы достойно описать его, надобно заимствовать краски у Ариоста и Данте. Рассвирепевший Нил, сломив гранитные преграды, набросал здесь в хаотическом беспорядке скалы, одну огромнее другой. Пространнейшие [скалы] образуют два острова. Первый из них, Филе, оттененный роскошною зеленью, увенчан всею важностью пирамидального зодчества египетского, слитою с привлекательною красотою римского. Другой, Бекге, или Битче, представляет лишь слабый остаток своего величия, — одну арку среди груд разрушения и хижин нубийцев. Из трещин скал, почерневших от времени, и волн, встающих, как великаны или чудовища, возносятся огромные пальмы, а по берегам расстилается яркая зелень лугов. Окрестность оглашается гулом скачущих вод Нила по порогам, которых часть видна с острова. Суда всегда пристают с восточной стороны. Со вступлением на крутой берег представляется вам прелестное здание: четверосторонний перистиль высотою в 6 сажен, украшенный в ширину четырьмя, а в длину пятью колоннами, соединенными снизу, до трети их вышины, простенками. На капителях утверждены очень высокие абаки, или четверосторонние подпоры, на которых лежит архитрав. Это здание, исполненное зодческой гармонии, вероятно, осталось неконченным, потому что на некоторых простенках видна начатая резьба иероглифов. По новейшим открытиям это здание принадлежит уже римской эпохе; самый рисунок колонн и архитрава доказывает истину этого предположения.
В то время как я любовался, полный восторга, с одного пилона острова Филе великолепием природы и зодчества, я услышал громкие восклицания со стороны порогов, и вскоре из-за черных подводных камней явилась моя дагабия, наполненная толпою эфиопов; но при самом прибытии она едва не разбилась об одну из прибрежных скал по причине непроворной уборки парусов. От последовавшего удара два человека, закреплявшие большой парус, перевернулись вместе с реею; мы вздрогнули за них, но они удержались- Сам ветхий шейх лоцманов, Нептун этого берега, пришел возвестить мне благополучное прибытие; со всем тем дагабия была повреждена на носу. Мой кормчий (сын каирского хозяина моей дагабии), прекрасный молодой негр из Сеннара, сопровождавший меня сухим путем, увидев порчу, осыпал упреками лоцмана, сына шейха; а этот ударил его; тут мой Али рассвирепел, как лев; по счастию, у них не было кинжалов, но они так впились друг в друга, что приспевший туда мой янычар едва мог их разнять. Я поспешил вытребовать к себе моего негра; он явился, но трепетал от ярости, глаза его были налиты кровью, и, сорвав сам с себя чалму, начал ее топтать ногами: знак нестерпимой обиды; один из его товарищей хотел смягчить его гнев, как вдруг мой Али схватил попавшийся ему камень и разразил бы своего товарища, если бы не бросились на него толпою; тут я принужден был употребить строгость; Али смирился передо мною, но объявил, что он первый получил удар и что не может этого снести. Я обратился к шейху и сказал ему, что нанесенная моему матросу обида требует наказания. Едва успел я это вымолвить, как по мановению его руки сын упал к его ногам, недвижим, а он могучею своею тростью, успел уже нанести ему два сильные удара; я поспешил остановить его. Мой негр тотчас же смирился и бросился целовать мои руки за то, что я омыл его оскорбление. Я рассказал этот случай, чтобы показать нрав здешнего народа и патриархальную власть отца над детьми. Все нубийцы вооружены смертоносными копьями, которые зазубрены в разные направления и часто напитаны ядом.
Я провел весь вечер на террасе внутреннего пилона Изидина
Шум порогов, более слышный ночью, начал навевать на меня сон, когда я оставил таинственные храмы Изиды и в темноте едва добрел по развалинам до великолепного пропилея восточного берега, возле которого стояла моя дагабия. Там, в пристроенных к гордому языческому храму скромных монашеских кельях, нашел я успокоение.
Нубия: плавание от острова Филе до Уади-Себуа
Заря едва занималась, когда мы оставили волшебный остров Филе при самом легком ветерке. Чем далее мы отплывали, тем живописнее рисовались ряды его колонн и выше вставали его пирамидальные пилоны. Мрачные скалы с каждым движением барки принимали различные химерические виды и делались как бы существами сверхъестественными. Но первые лучи солнца едва блеснули — и видения зари исчезли, как метеор… Нубийцы рассказывают много чудесных повестей об острове Филе. Я не мог отвести глаз от этой картины. Наконец, дикие горы закрыли ее от меня.
Итак, мало этих преград? Мало этой дали между тобою и отечеством, о котором ты скрытно вздыхаешь? Скоро еще пламенная линия тропика отделит тебя от него, говорил я сам себе и уже нетерпеливо смотрел вдаль, чтобы открыть скорее тот горизонт, те горы, откуда начнется мой обратный путь на родину. Но я плыл еще во глубь Нубии!..
При самом начале плавания представляются две полуразрушенные мечети (эль-Мишед), из которых одна, по здешним преданиям, есть первая мечеть, которую соорудили Магомету. Берега Нила образованы здесь высокими черными скалами; привыкнув к желтизне и блеску египетских горных берегов, путешественник с первого взгляда поражен мрачностью новой природы, которая сама обозначает здесь переход из одной страны в другую. У подошвы этих скал узкая полоса земли с несколькими пальмами и сиалами уменьшает несколько суровость этой картины. Хотя усилившийся ветер прохлаждал воздух и под тенью скал я чувствовал свежесть, но лучи недавно восшедшего солнца уже проникали меня жаром. Обогнув скалы мыса Гути, где Нил очень круто поворачивает, мы приближались к Дебуду; там скалы засыпаны ярким песком Ливии. У их подошвы открываются красивые остатки храма, принадлежавшего некогда Римскому укреплению Паремболе.
Его занимал еще в конце четвертого века 2-й легион Траянов. Храм украшен портиком о четырех колоннах, соединенных снизу простенками. К нему ведет от самого Нила каменный путь сквозь трое ворот, еще хорошо сохранившихся. На противоположном берегу пальмы красиво рисуются на черных стенах скал; вдали, по Нилу, зеленеют острова. Я решился продолжать путь безостановочно до самых больших порогов, останавливаясь только за безветрием или ночью, и потому намерен все остатки древности осмотреть на возвратном пути.
За селением Барамбрам спокойствие Нила нарушено подводными камнями, и волны быстро разбиваются об их черные вершины. За двумя островками, возле Куфр-Димри, видны на вершине горы и на берегу развалины зданий позднейшего времени. Далее следуют ужасные груды мрачных скал, которые за селением Димри начинают понижаться. С приближением к Кардасси является вам на холм другой остаток храма, от которого сохранилась только малая часть портика с пятью живописными колоннами египетского стиля. Следуя Птолемею, тут можно назначить эфиопский город Тцитци. Возле него обширное укрепление, которое, как полагают, воздвигли римляне в защиту от варваров. Еще не доходя до этого места, я видел сильное отражение атмосферы, уже много раз мною замеченное: смотря в зрительную трубу на храм Кардасси, я увидел за ним, в конце горизонта, горы, которые казались столь же высоки, как Альпы, живописно обрисованные по лазури неба; то были скалы Бабуль-Келабше, которые хотя и огромны, но не имеют ничего необычайного.
Через час плавания от Кардасси открылись третьи древние развалины, это остатки храма Тафиса возле селения Тафе, сохранившего древнее название. Этот храм похож на тот, который виден возле Дабута (Паремболе). Придерживая к берегу, мы видели нубийских женщин, прядущих хлопчатую бумагу.
Отсюда мы начали входить в мрачное русло, называемое Бабуль-Келабше, т. е. врата Келабше. Тут Нил течет между разодранными отвесными скалами, которые свидетельствуют о бывшем здесь сильном перевороте природы. Течение образует во многих местах водовороты вокруг подводных камней. Мало-помалу узкие полосы земли с яркими лужайками начинают мелькать по черноте скал; кой-где появляются шалаши бедных нубийцев, которые, завидя плывущую в этих грозных местах дагабию, выбегают нагие, с сверкающими глазами, с блестящими яркою белизною зубами, с женами, влачащими за собою черные покрывала, — и представляют картины дантевские. По новейшим наблюдениям, это грозное место лежит под самым тропиком Рака, и вот мы уже вступаем в жаркий пояс.