Африка: Сборник
Шрифт:
Рев машины раздался в тишине ночи, и, минуя ухабы и рытвины, она выбралась на дорогу. Нгомбе необходимо было сесть на первый поезд, следующий до того места, где он смог бы затаиться на время, пока шумиха, поднятая в связи с розыском беглого преступника, не затихнет.
На центральной железнодорожной станции в Дуале он покупал билет, как вдруг его внимание приковал полицейский на другом конце перрона. Он стал напряженно краешком глаза следить за полицейским и заметил, что тот идет в его сторону. На мгновение Нгомба словно прирос к земле, затем поблагодарил кассира нежным голоском и грациозно засеменил по платформе в противоположном направлении. Но ему казалось, что полицейский все время смотрит на него.
Нгомбу захлестнула волна страха. И тут его осенило — туалет! Вот, пожалуй, самое безопасное место, где можно преспокойно дождаться отправления поезда. Он ринулся к туалету, вошел в кабинку и захлопнул за собой дверь. Здесь он перевел дух, лихорадочно поправляя повязку на голове и вытирая пот с лица и шеи.
Нгомба спохватился, когда до его слуха донесся отдаленный гудок паровоза. Он распахнул дверь, кинулся на платформу и… налетел прямо на полицейского, чуть не сбив его с ног.
— Извините! — Нгомба съежился под сверлящим взглядом полицейского, пытаясь прошмыгнуть мимо него.
— Прошу прощения, мадам, — начал полицейский вежливо. — Но не пройдете ли вы со мной в кабинет начальника станции. Мне надо с вами поговорить.
— Я не могу… я должна успеть на поезд. — Нгомба махнул рукой в знак протеста. Но полицейский решительно преградил ему дорогу и выразительно указал на дверь, из которой только что вышел Нгомба.
— А это как понимать?
Нгомба посмотрел, и сердце у него заныло. На двери висела табличка «Messieurs».
Полицейский доложил начальнику станции об этом случае и напомнил ему о сообщении, полученном из Буэа о сбежавшем преступнике.
— Эта женщина, — сказал он, — слишком мужеподобна, у нее нет и признака груди и никакого намека на что-то сзади.
С тягостной тревогой в душе сидел Нгомба перед начальником, пристально изучающим его.
— Почему вы вошли в мужской туалет, когда рядом была дверь с надписью «Mesdames»? — был задан вопрос. Последовал вполне логичный ответ:
— Я не умею читать по-французски. И… у меня умер отец на прошлой неделе, вот почему я сбрила волосы на голове, — пробормотал Нгомба жалобно, снимая повязку.
Начальник с недоумением взглянул на странную женщину. «Разве ее спрашивали об этом?» Внезапная догадка пронзила его, и он тотчас вызвал женщину-полицейского.
— Необходимо установить, кто это в действительности. — Он кивнул на Нгомбу. — Забавный и непонятный случай. Здесь что-то не так!
Женщина-полицейский медлила в нерешительности, и начальник коротко пояснил:
— Осмотрите ее как следует, ясно?
Женщина-полицейский отметила для себя особый акцент на словах «как следует». Именно это она и собиралась сделать.
В ТУПИКЕ
— Мы хотим преподать этим ублюдкам хороший урок! Урок, который они ввек не забудут, — он войдет в историю. На какие только жертвы мы не шли ради блага нашей родины, в то время, как эти прохвосты бездумно расхищали наше достояние. Наше терпение иссякло! Мы не намерены более сносить оскорбления от этих жалких, ничтожных и неблагодарных придурков! Я полностью рассчитываю на вас! Мы исполним наш священный долг! Сейчас или никогда!
Оратор замолк, внимательно разглядывая небольшую группу солдат, в чью задачу входило блокировать часть столицы Яунде и предотвратить возможное вторжение войск противника.
— Вопросы есть?
Все подавленно молчали. Затем один из них все же отважился:
— Это мятеж, не так ли, капитан?
Тот помедлил с ответом.
— Нет, не мятеж. Скорее государственный переворот, ведь мы не просто поднимаем восстание, наша цель — захватить власть в свои руки.
— А если провал?.. Я… о последствиях?
Капитан помрачнел.
— Не мелите чушь! — выпалил он. — Мы — освободительная армия, и наше предназначение — побеждать. Кто сказал, что солдаты позволят себя одурачить?! Идиотами мы будем, если проиграем! И к тому же: кто лучше умеет воевать — гражданское население или военные? — добавил он не без сарказма.
Закончив, капитан впился свирепым взглядом в спрашивающего.
Это разрешило все сомнения. Остальные лишь переглянулись и одобрительно закивали. Смущенный солдат, задававший вопросы, стоял как вкопанный, видимо, погруженный в свои мысли.
Разве он будет сражаться за правое дело — защищать родину!
У него была молоденькая жена и двое ребятишек. Да еще старуха мать. Что будет с ними, если он погибнет? Его отнюдь не приводила в восторг перспектива триумфального восшествия на небеса. Не рассчитывал он и на амулет, который носил на груди, — в нем хранился пергамент из Библии, по преданию будто бы отводящий смертельный удар пули.
Внезапно в сознании всплыли и буквально его сразили строки из национального гимна. Он повторил их про себя как заклинание:
Вкруг себя скорей сыновей сплоти, Они победят врагов. Детей неразумных своих прости, Верой наполни сердца. Вскорми для Африки храбрых сынов, Преданных ей до конца.Тяжело вздохнув, он произнес последние слова. Не в его силах что-то изменить — слишком поздно! Взрыв неизбежен!
В тридцать лет капитан Дева чувствовал прилив новых сил, воодушевленный своей миссией и глубокой верой в правоту дела, в многообещающее будущее, с которым он связывал свои надежды, Большие Надежды. Как ему дали понять, он — самый вероятный претендент на пост военного губернатора Юго-Западной провинции, разумеется, в случае успешного свержения гражданского правительства. Если он получит это назначение, то непременно обоснуется в Замке — знаменитой резиденции немецкого губернатора в Буэа. К решению нынешнего правительства превратить Замок в национальный памятник он относился как к пустой затее.
Дева не особо блистал среди своих однокурсников в учебном центре вооруженных сил в Нгаундере, в учебном центре специальной подготовки в Нгаундале, в центре военных специалистов и в военном училище в Яунде. Однако его карьера была стремительной, и он обогнал своих более способных коллег, — тем еще предстояло с трудом карабкаться по ступеням служебной лестницы, на самый верх которой мог вознести только случай или благосклонность начальства. Здесь ровным счетом ничего не значили ни профессионализм, ни талант, ни заслуги!