Африканеры в космосе. Где мой муж, капитан?
Шрифт:
— Ну что, ты как?
Он сел, закрыл ладонями лицо:
— Ещё не понял. Чёрт, во рту олень сдох и башка гудит. Помнишь, мы умыкнули у мефру Чан из погреба бутылку с её настойкой на ледяных ягодах?
— Да, — расхохотался Винк, и сразу сморщился от боли, — Чана тогда знатно полоскало, а у тебя лицо было, как у утопленника.
— Ты своего не видел… — ответил Грут. — Ого, это где ты так обварился?
Винк посмотрел на свою грудь в волдырях и ожогах.
— А, надо было внимательнее слушать твоего отца. Это от сока папоротника, которым я тебя поил. Допивай отвар, зря я его варил?
Грут
— У меня такие же волдыри на языке будут? — спросил он, сморщив нос.
— Не мели ерунды, — ответил Винк, — ты его уже бочку выпил, пока без памяти валялся.
Грут глотнул и скривился:
— Ф-фу какое дерьмо. Прости брат, но повар из тебя хреновый.
— Пей давай, пока я тебе не навалял!
Поглядывая на пудовые кулаки своего друга, Грут выхлебал остаток отвара и упал на лежанку. через минуту он снова заснул.
Винк покачал головой и вылез наружу. Ёжась на ветру под холодным ветром, натаскал дров к печке. Осторожно, стараясь не касаться воспалённой кожи. Судя по положению солнца, день клонился к вечеру. Громада ковчега уже накрыла их шатёр холодной тенью.
Завтра в городе поднимут тревогу, и отряд скаутов отправится на их поиски. А если прошла не одна ночь? Как Винк ни пытался, он не мог вспомнить ничего, кроме растёкшейся синей радужки глаз над коричневой кожей маски. Глаз, которые он видел в бреду. Знать бы, сколько длился этот бред…
— Интересно, твой отец догадывается, где нас искать?.. — Сказал задумчиво Винк. Но Грут не ответил, он крепко спал. Сам Винк никому не сказал, куда они уходят. Знает Чан, но придёт ли кому-нибудь в голову его спросить? Так или иначе, надо полагаться на собственные силы. Утром, если Грут выздоровел, соберём лагерь, пора возвращаться домой, решил он.
де Той встревожен
Свой первый и единственный город на планете африканеры построили в глубине долины, вытянутой каплей врезавшейся в горный массив. Единственный выход в тонкой её части шёл параллельно берегу. Скалы защищали городок от постоянных ветров, дующих то к морю, то от него. Когда небольшой отряд Дидерика выехал из узкого прохода между хребтов, командир собрал вокруг себя людей и сказал:
— Братья, куда пошли мальчишки, я не знаю. Скорей всего, к Собачьей Луже. Так думает Мефру Брауэр, и я с ней согласен. Здесь мы разделимся, широким веером охватим все направления. Тот, кто найдёт их первым, подаёт сигнал дымом. Это значит, что остальные могут возвращаться в город. Всё ясно? Расходимся.
Скауты разобрали направления и пришпорили оленей. Дидерик поскакал в сторону Собачьей лужи. Адель, придерживая на боку медицинскую сумку, за ним.
…
Утром Чан проснулся от стука копыт. Он выглянул в окно. Мимо госпиталя, к выезду из города, проскакал отряд скаутов. Через несколько минут пролетел галопом ещё один всадник, и Чан с удивлением узнал их школьную учительницу, мефру Брауэр. Она была одета в походную мужскую одежду и держалась в седле так, будто всю жизнь с оленя не слезала. Открылась дверь в его палату, но Чан на этот раз даже не обернулся.
— Мефру Магда, — спросил он у отражения в стекле, — Что случилось? Куда поскакали скауты с мефру Брауэр?
Магда
— Немедленно в постель! Я тебе разрешила вставать?
Она протянула ему чашу с отваром, и, пока он, морщась, пил, сказала:
— Двое мальчишек, Грут-младший и Винке, ушли в поход и не вернулись вовремя. Скауты поскакали их искать.
Чан подпрыгнул. Мягкая и тяжёлая рука Магды снова уложила его горячую голову на подушку.
— Лежи, чего подскочил?
— Не надо искать! Я знаю, куда ушли Грут с Винком, они пошли к Собачьей Луже.
Магда укрыла его одеялом:
— Лежи, лежи, отдыхай. Сейчас кого-нибудь отправлю вдогонку, не волнуйся.
Она выбежала на дорогу, огляделась по сторонам. Из-за холма выехал бывший командир скаутов, де Той. С его седла свисало несколько подстреленных бакланов. Размахивая пухлыми руками, Магда кинулась к нему:
— Гендрик, стой! Скауты с мефру Брауэр поехали разыскивать потерявшихся детей. Надо их догнать… — Магда перевела дух, — Надо им сказать… Мальчики пошли к Собачьей Луже, пусть ищут их там.
Де Той нахмурился, спросил в недоумении:
— С Брауэр? Почему с Брауэр?
Магда пожала плечами.
Де Той закусил губу.
«Грут-старший… Брауэр… “Гроот Зимбабве”. Опасное сочетание…» — Подумал он.
— Магда, — сказал он, — не поднимай панику. Иди к больным, я догоню их. Давно проскакали?
— Минут пятнадцать назад.
— Ну хорошо… Иди, Магда… Иди, — повторил он с нажимом, — Я всё сделаю.
Гендрик пустил оленя рысью к выезду из города. Но стоило только грузной фигуре Магды скрыться за углом госпиталя, он развернулся и галопом поскакал к центру. Возле большого каменного дома он привязал оленя и взлетел по ступеням на высокое крыльцо. Бронзовым кольцом замолотил в дверь. Бил до тех пор, пока она не открылась.
— Петрус, надо что-то решать! — Бросил он, проходя мимо Ван Ситтарта в дом. Хозяин оглядел пустую улицу и запер дверь.
"Вечная любовь"
До гранитной бороды Голиафа оставалась пара вершин, когда Дидерик сказал:
— Привал. Тут переночуем. Шум водопада не будет мешать вам спать?
Адель бросила насмешливый взгляд, и Дидерик смутился. Они оба знали, что будет, и оба молчали. Пока молчишь, есть возможность отступить, оставить всё как было. Дидерик знал, что это самообман. Этой ночью его простая и понятная жизнь станет более сложной. Он, Тереза и их сын Петрус. И Адель… Новое, горячее всегда выталкивает что-то привычное, остывшее, а это всегда больно.
Переживёт. Все переживут.
Они стреножили оленей, пустили их пастись на заросшей мхом площадке. В пути Дидерик болтом подбил крупного зайца. Адель без разговоров распластала его на камне и освежевала. Пока Дидерик ставил палатку и разжигал костёр, она отставила миску с пересыпанным травами мясом и выстругивала длинные шпажки из веток берёзы. Высунув кончик языка, она тихо что-то мурлыкала себе под нос. Дидерик присел рядом.
— Что вы напеваете, мефру Брауэр?
Она потрогала заточенный кончик шпажки: достаточно ли острый. Довольная отложила, взялась за следующий.