Африканеры в космосе. Где мой муж, капитан?
Шрифт:
Тогда братья Терон наладили кое-какое производство бумаги из волокон карликовых берёз и стеблей папоротника, но она была похожа скорей на древнеегипетский папирус. Почти весь запас её уходил в школу и Хемейнстераад. И одну тоненькую пачку всегда привозили специально для мениера Хольта. На половине листов микроскопическим почерком и, естественно, с обеих сторон, он вёл хронику колонии. Оставшиеся листы использовал для создания полной классификации флоры и фауны приютившей африканеров планеты. И Карл Линней с выцветшего портрета одобрительно кивал головой.
Когда
Альбрехт как раз заканчивал заполнять своим микроскопическим почерком последний лист, когда наверху звякнул колокольчик. Он вытер кончик пера тканью и не спеша поднялся наверх. У стойки библиотекаря стоял невысокий паренёк лет пятнадцати с торчащими каштановыми вихрами. Библиотекарь прищурился, зрение за прошедшие годы кропотливого труда над рукописями сильно ухудшилось
— А-а, Грут-младший. Петрус, кажется? — улыбнулся Альбрехт.
— Добрый день, мениер Хольт, Петрус Грут, вы не ошиблись.
— Чем могу помочь, Петрус Грут?
Парень почесал затылок.
— Мефру Брауэр поручила мне написать доклад по миссии “Морестера” к Дню Спасения.
Альбрехт закивал головой:
— Можете ничего больше не говорить, юноша, сейчас принесу вам всё, что есть по этой славной миссии.
Он вызвал в памяти тот куцый список заметок и фотографий, которые каждый год берут у него школьники для традиционного доклада. Скрылся в хранилище и через несколько минут вернулся со стопкой листов и конвертов.
— Вот, тут вся информация: причины произошедшей катастрофы, фотографии и интервью участников миссии, и даже полный список того, что удалось доставить в Новую Родезию.
Петрус окинул взглядом бумаги и сказал:
— А мефру Брауэр сказала, что у вас ещё есть видео с приземления “Морестера” и торжественной встречи капитана Ван Ситтарта…
— Есть, — кивнул Альбрехт, — на этой записи только торжественная встреча экипажа. Корабль приземлился аварийно и точного места посадки заранее никто не знал. И приземлился не «Морестер»
Петрус недоумённо посмотрел на старика, не выжил ли тот из ума. То, что корабль назывался «Морестер» так же верно, как то, что его зовут Петрус Грут, и никак иначе. Но Альбрехт махнул рукой:
— Пойдёмте, юноша, пойдёмте. Покажу вам всё на нашем телевизоре. Пользуйтесь случаем, пока он не сломался. Мы такое устройство в ближайшие века произвести не сможем.
В задней комнате стоял мягкий диван, обитый оленьей кожей. Напротив него на стене висела большая чёрная панель. Альбрехт достал из шкафчика маленькое устройство, похожее на охотничий свисток и воткнул его где-то сбоку. Засунул руку под панель, экран засветился. Он защёлкал
— Эх, — вздохнул старик, опускаясь на диван, — а когда-то можно было им управлять, не вставая с дивана. Жаль, что не бывает вечных батареек. Хорошо ветрогенератор ещё работает. Вы садитесь, юноша, видео долгое.
Петрус опустился рядом. Телевизор не был для него чудом, он видел его много лет назад. Когда-то, мелким первоклашкой он уже был в этой комнате, и мениер Хольт показывал его классу, как выглядела их старая Родина, Стад ван ди Круис. Так, со слов библиотекаря, переводилось с какого-то древнего языка странное слово “Ставрополие”.
Всё, что помнил из того фильма Петрус, это бескрайние поля, разделённые невероятно высокими стройными деревьями, удивительные растения с жёлтыми лепестками, обрамляющими большие чёрные круги. Но главное, что потрясло его, это солнце. Огромное, яркое, заливающее всё вокруг тёплым, золотистым светом. Совсем не похожее на тусклое пятнышко в вечно сумеречном небе. Мениер Хольт сказал тогда, что больше ничего этого нет. И от этой мысли маленькому Петрусу очень хотелось заплакать. Но он сдержался.
Сейчас на экране была вполне привычная картинка. Хемейнстераад такой же как сейчас, перед ним зелёно-бело-зелёное знамя на флагштоке, только, конечно, ещё нет базальтовой статуи капитана ван Ситтарта. Правее казарма скаутов, одноэтажная. Второй этаж достроили за год до того, как его отец стал новым командиром. По левую сторону суд и краешек библиотеки, в которой они сейчас сидят.
Перед флагштоком невысокий помост, украшенный зелёными гирляндами с редкими орхидеями. На нём — первый бургомистр, его портрет висит в фойе школы, смутно знакомые лица, в которых Петрус с трудом опознает безбородых ещё, но таких же огромных братьев Терон, ещё не старого Хольта.
Со стороны церкви бежит фадер Корнелис. Он за прошедшие годы почти не изменился. На нём строгий чёрный костюм с белым воротничком и Святое Писание под мышкой. Он запрыгивает на помост, и долго не может отдышаться, потирая рукой левую грудь.
Бургомистр поднимает кулак. Шум затихает. Резко, будто заводя мотор всеобщего ликования, он бросает руку вниз. Барабанщики бьют палочками по туго натянутой на бочонки шкуре бизона. Толпа раздаётся, и справа на площадь выезжают скауты верхом на оленях.
Впереди — командир Гендрик де Той. Крепкий, молодой, темноволосый. Левая часть лица исполосована параллельными шрамами, ухо почти отсутствует. Де Той — везунчик. Невезучие превратились в навоз. Первые встречи с местными хищниками почти всегда заканчивались печально для землян. А Гендрик выжил после схватки с медведем-ревуном, самым страшным врагом человека на Новой Родезии.
За одетыми в тёмно-зелёные мундиры скаутами трое крупных оленей тащат открытый возок. Тройкой правит капитан ван Ситтарт. Высокий, красивый, с длинным, чуть лошадиным аристократическим лицом. Он машет людям рукой и лучезарно улыбается.